Пламя пяти сердец

Было еще только начало ночи, но Номариам уже чувствовал себя усталым. Вокруг была магия — столько магии, сколько он едва ли видел за всю свою жизнь, а поскольку он был змеемагом, а значит, имел с этой ящеричной магией родство, то ощущал ее сильнее, чем остальные.

Магия шептала. От этого шепота болела голова, немели пальцы и на языке появлялся неприятный привкус, но Номариам заставлял себя слушать.

Магия говорила с ним.

Она рассказывала ему.

Она открывала ему свои секреты, неторопливо, не спеша, как открывает свое тело любовнику женщина, решившая впервые провести с ним ночь, и Номариам знал, что он, как этот самый любовник, должен быть терпелив, чтобы ее не спугнуть.

Воин, бывший когда-то другом Олдина, был красив, этого было не отнять. Черные, как крыло ворона, волосы, гордое лицо, широкие плечи, ясный взгляд светлых глаз. Даже Шербера разглядывала его с интересом, и только когда Олдин заговорил, легко и звонко, как обычно, словно опомнилась и отвела взор.

— Велавир. Наши пути пересеклись снова.

— Олдин, — ответил воин голосом резким, как крик сокола. — Я и мои друзья хотим разделить с вами сегодняшний праздник. Инифри будет рада, если воины двух воинств выпьют чашу доброго вина в ее славу.

И прежде чем остальные успели что-то сказать, Номариам услышал все такой же спокойный и легкий голос Олдина:

— Благодарю тебя, воин. Мы принимаем приглашение.

Они все-таки вернулись под навес. Составив вместе два стола, расселись за ними и выпили за встречу и за будущую победу терпкого красного вина, поданного расторопными желтоглазыми девушками. Номариам снова отказался — вино туманило голову, а ему нужна была ясность ума, пока он расплетал сети этой магии.

Призови, призови, призови... Шепот становился все яснее, и образы, клубящиеся вокруг, сгущались, обретая очертания змей с огромными клобуками. Магия не сдавалась сразу, она играла с ним, водила его за нос и убегала, стоило ему повернуть голову и попробовать поймать ее уголком глаз.

Но он умел ждать.

Места даже за двумя столами было не много. Номариам уселся напротив остальных спутников Шерберы, с закатниками, а сама Шербера забралась на колени к Фиру, обвила руками его шею и положила голову на плечо. Она казалась маленькой и беззащитной в его руках... вот только эта беззащитность была обманчивой. Пару дней назад Прэйир, стиснув зубы и неохотно, как всегда, когда дело касалось Шерберы, но признался им, что она стала сильнее и уже не роняет меч после первого удара. И упрямо приходит к нему за уроком каждый день, какой бы уставшей ни была.

— В упрямстве вы не уступаете друг другу, воин, — заметил тогда Олдин, и Прэйир оскалился, а Фир рассмеялся и хлопнул его по плечу, заметив, что целитель прав.

Но Прэйир лишь признал то, что они и так знали. В ночи, когда Шербера оставалась с ним, Номариам чувствовал это — новую силу, наполняющую ее тело, уверенность, помогающую руке оставаться твердой, мягкость, в которой больше не прятался страх перед другими людьми.

Позволив Шербере учиться владению мечом, Тэррик дал ей возможность обрести опору — не в своих мужчинах, хотя каждый из них, даже Прэйир, отказывающийся признать, что у него есть сердце, отдал бы за нее жизнь, — а в самой себе. Неудивительно, что она его полюбила. Неудивительно, что и она была готова отдать за фрейле жизнь.

Закатники относились к акраяр, как к живым магическим сосудам, не более. Они неодобрительно переглянулись, глядя на акрай, сидящую на коленях у своего господина за столом, где должны были сидеть только мужчины. Велавир и вовсе бросил взгляд на Шерберу лишь однажды: когда Олдин сказал ему, кто она. Все остальное время он говорил только с мужчинами.

Они завели разговор о том, как шла война на другом краю Побережья. Закатное войско согнало зеленокожих в одно огромное стадо и вытеснило их с Небесного Рифа, но тварей было слишком много, чтобы разделаться с ними, и чем ближе было устье Оргосарда, тем больше. В одном из сражений часть войска, захваченная радостью мнимой близкой победы, не подчинилась прямому приказу фрейле и атаковала большой отряд зеленокожих в надежде, что те бросятся в бегство. Контратака была резкой и смертоносной. Прежде чем она захлебнулась, зеленокожие успели добраться до фрейле, убить его самого, близких и нескольких акраяр, попавших под их острые зубы.

Новый ведущий решил мстить и отдал приказ преследовать зеленокожих, пока хватит сил. Оставшиеся в живых близкие фрейле были за то, чтобы идти к Берегу и ждать у устья Оргосарда восходное и южное войско, как и было ранее оговорено.

В армии назревало недовольство, и отряд Велавира, снявшись с лагеря ночью, ушел, чтобы не участвовать в бою своих со своими. Так они и попали сюда.

— Вы поселились в городе? — спросил Олдин, и закатники удивили их, сказав, что решили раскинуть палатки за стенами и спать там.

Не только в восходном войске людям было не по себе от взглядов желтых глаз. Даже прелести готовых на все женщин не могли заглушить смутного чувства отвращения — первобытного, темного недоверия к существам, чья кровь была холодна, а глаза — похожи на змеиные.

— И не только глаза, — сказал Велавир, засмеявшись прямо в лицо подавшей ему напиток женщине, и Номариам увидел, как Шербера вздрогнула и крепче прижалась к Фиру. Это заметили и Олдин, сразу же протянувший руку, чтобы успокаивающе коснуться ее плеча, и нахмурившийся Прэйир, хоть последний тут же и сделал вид, что ему до глупых страхов его акрай нет дела.

— Здесь много магов, — сказал один из закатников негромко, чтобы слышали только сидящие за столом. — Каждый третий, если не каждый второй. Даже женщины. Даже подростки. Нашим магам это не нравится. Надеюсь, фрейле не задержится здесь надолго.

— Мы все надеемся, — сказал Фир, глядя на женщин, ловко собирающих со столов пустые чаши и остатки еды. Отблески пламени играли на их телах, и можно было поклясться, что на бледной коже переливаются причудливые узоры, как у настоящих змей.

— Осторожнее, — заметил Номариам, когда и другие мужчины уставились на эти узоры, как завороженные. — Змеедевы могут зачаровать своими телами.

— Только не меня, — сказал Фир, усмехаясь и легко отводя взгляд.

Его акрай была его избранной. Любовные чары не действовали на того, кого уже связала истинная связь.

Кто-то за другим столом завел разговор о мечах, фрейле и городах. Вино делало свое дело, и спорщики разошлись на не шутку, и вскоре из-за криков уже было невозможно разобрать, кто о чем говорит. Прэйир знаком предложил им выйти из-под навеса на площадь, где тоже было шумно и пахло вином и потом от разгоряченных тел, но хотя бы можно было услышать друг друга.

— Как они могут танцевать здесь? — спросила Шербера, кивком головы указывая на стоящий в середине площади жертвенный столб и камни, вокруг которых кружился хоровод людей и нелюдей. — Я все еще слышу хрип того предателя. И в землю еще даже не впиталась кровь.

— Кровь! Кровь во имя Инифри! — подхватили рядом, и Номариаму и остальным стало не по себе от того, что послышалось в этих пьяных голосах, бессмысленно повторивших то, что было выкрикнуто в толпе.