Маренго

Начало апреля растянулось в представлении Антона на сотню лет. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, говорит пословица, так вот, он убедился в правильности первой ее половины на собственном опыте.

Приехавший буквально в последний день марта новоуренгойский хилер познакомился с Нелей и Антоном, изучил результаты дополнительных анализов и всю следующую неделю практически не отходил от кровати отца.

И днем, и ночью был там.

И днем, и ночью.

Все эти шесть дней Антон тоже едва ли не ночевал в больнице — ждал, держа под рукой телефон, чтобы сразу же набрать номер Нели, почти не спал и совсем не работал. Сосредоточиться было невозможно: с минуту на минуты могли позвонить и сказать, что отец пришел в себя. Он сорвал один дедлайн и получил эмоциональный фидбек от одного из постоянных заказчиков. Пришлось сделать переоценку своих резервов и пока вовсе отложить работу на потом.

Потом, когда отец вернется домой, он сможет взяться за дело с новыми силами, сказал себе Антон тогда.

Сейчас, спустя неделю лечения, стоя рядом с осунувшейся, похудевшей от волнения Нелей и хилером у отцовской кровати в палате интенсивной терапии, он понимает, что возвращения отца придется ждать еще долго.

— Я написал рекомендации, — говорит хилер, вырывая из блокнота листок, на котором в несколько строчек убористым почерком что-то написано. — Вашему отцу следует обратить внимание на холестерин. В сердечных артериях есть атеросклероз, это чревато проблемами с сердцем. Крупные бляшки из мозга я убрал, там все хорошо. Да, и полипы из носа. Просто заметил. Это бонус, оплачивать не надо.

Он подает листок — Неля осторожно его забирает — и, кажется, ждет какой-то благодарности за работу, но Антон смотрит на отца, все так, в неподвижности, лежащего на больничной койке, и не видит, за что тут нужно благодарить.

— Но он же не пришел в себя, — говорит он.

Из облика хилера сразу же исчезает расслабленность; он выпрямляет спину и чуть расставляет ноги, будто готовясь к бою.

— В мои услуги входит восстановление целостности органа и работа с последствиями травмы. Участки кровоизлияния, отеки, послеоперационные раны, умеренно — восстановление функций. Но с психикой я не работаю. Ни один хилер не работает, иначе хилеры лечили бы и психические заболевания тоже.

— Но в договоре... — лепечет Неля растерянно.

— В договоре прописано именно то, о чем я сказал. Почитайте внимательно. — Хилер начинает говорить резко, но при взгляде на расстроенное лицо Нели смягчается. — Вам должны были разъяснить, чего именно от меня ждать, когда вы давали информированное согласие на вмешательство. Вы ведь его подписывали, как законные представители вашего отца.

— Кто должен был разъяснить? — спрашивает Антон, уже зная ответ.

— Лечащий врач.

Сапожников. Антон видит, как глаза Нели медленно наполняются слезами отчаяния, как опускаются ее плечи будто под тяжестью груза. Столько времени, столько денег, которые еще целых пять лет придется возвращать банку — и ничего?.. Она держалась целый месяц только благодаря надежде, но сейчас Неля, кажется, готова опустить руки и сдаться.

Он подходит к сестре и обнимает ее за плечи. Его собственное разочарование тоже будто прижимает к земле: шесть дней, а до этого почти месяц, каждый день которого тоже был в счет, и что теперь? Что им делать теперь с этим здоровым отцовским мозгом, если в нем нет сознания?

— Нель. Не плачь раньше времени, не надо.

Неля устало прячет лицо у него на груди и шумно и мокро дышит.

Антон же смотрит на хилера, лицо которого отражает только вежливое, тщательное сочувствие. Наверняка он видел такое не раз и не два, и Антон не может винить его за их с Нелей обманутые ожидания... Но есть тот, кого может.

— Идемте с нами, я хочу побеседовать с лечащим врачом, — говорит он.

— Конечно, — любезно отвечает хилер, в последний раз бросая взгляд на их отца. — Тем более что Сан Николаич мне тоже нужен.

Они идут по коридору от палаты отца в ординаторскую — у реанимации и хирургии, где находятся палаты интенсивной терапии, она общая. Им везет: в ординаторской никого, кроме Сапожникова. Он с кем-то жизнерадостно говорит по телефону, стоя у шкафа с документами, и даже Неле улыбается весело, будто не замечая, в каком она состоянии.

Антон дожидается, пока заметит. Пока извинится перед своим собеседником на том конце линии и засунет телефон в карман, придав лицу выражение озабоченности.

— Неля, здравствуй! Антон, здравствуйте. Все хорошо?

— Почему вы не сказали нам, что отец может не прийти в себя после лечения? — спрашивает Антон.

— Я... — Взгляд Сапожникова скользит за плечо Нели, туда, где чуть позади стоит хилер. — Я говорил.

— Кому? Когда?

— Неле говорил. Когда мы беседовали с ней... вас не было...

Антон отпускает Нелю и делает шаг вперед, прежде чем успевает себя остановить. Сапожников лжет, но дело даже не в его лжи. Дело в том, что он пытается привязать эту ложь к Неле, сделать ее своей соучастницей — продуманный вариант, ведь женщину, раздавленную горем, легче всего обвинить в растерянности... и вряд ли она найдет в себе силы спорить.

— Я... не помню, — говорит она именно то, на что наверняка надеется ее бывший школьный товарищ.

— Естественно. Ты была расстроена, — тут же мягко и сочувственно начинает Сапожников, но с Антона уже хватит.

Он пересекает комнату решительными шагами — и с удовлетворением замечает на лице Сапожникова изумление и легкий страх. Антон подходит близко, нарушая все границы личного пространства, и делает это намеренно. Сапожников вынужден отступить — сзади стол, на который он тут же натыкается, и Антон нависает над ним с высоты своих ста восьмидесяти семи сантиметров роста, отрезая пути к бегству.

— Вы ничего Неле не говорили. Не врите.

— Что?.. — бормочет Сапожников, явно пока еще ошеломленный напором. — Говорил, как же я мог не сказать?..

— Антон, — пытается спасти ситуацию Неля, но он не позволяет.

— Вы думаете, если бы моя сестра услышала «но нет гарантий, что ваш отец придет в себя», она бы это забыла? Это же не какая-то мелочь, это же не лишний анализ мочи или УЗИ, это то, ради чего мы все это и затеяли!

— Слушайте, не повышайте на меня голос, — наконец приходит в себя врач. — В состоянии стресса...

— В состоянии стресса мы с сестрой находимся с момента, как отец попал в аварию, — обрывает Антон. — Что не помешало нам найти специалиста, взять кредит в банке на лечение отца и поставить подпись в договоре. В состоянии стресса моя сестра продолжает работать и исполнять свои обязанности, так что не надо сваливать все на стресс. Вы нам не сказали.

Он с трудом удерживается от того, чтобы ткнуть Сапожникова пальцем в грудь, как в дешевой мелодраме. Но у них уже мелодрама, хоть и недешевая — гонорар хилера уж точно не позволит ей стать таковой.

— Я говорил, и прекратите со мной так разговаривать, или я вызову охрану, — заявляет Сапожников.