КАТАРСИС. Не его фанатка

Когда Светлана прилетела в Москву семь лет назад, она не была целой, какой её видели все остальные. Она как будто развалилась на куски, на запчасти, и для того, чтобы функционировать дальше, она просто перемотала себя скотчем. Мера временная, но в тот момент столь необходимая. Мир рухнул, и небо опустилось ей на голову.

Мать Дениса сказала вслух то, о чем думали все остальные –   у Светы поехала крыша, она не в себе. Чёрт возьми, да! Она не в себе, она не в порядке! И никто не мог ей помочь, всё только жалели, усугубляя ситуацию. И когда она услышала «да Светку вашу вообще в психушку сдать надо», её как будто больно ударили в солнечное сплетение. Она перестала дышать и опустилась на колени. Так нельзя. Так дальше нельзя. Внутри пустота. Нет боли. Вообще ничего нет. И она уехала. Не для того, чтобы жить, а для того, чтобы не умереть.

Уже живя в Москве, имея свое дело, которое давало ей силы открывать глаза каждое утро,  она не видела мужчин ещё очень долгое время.  Несколько лет для неё люди делились на женщин и «не женщин».

А потом она познакомилась с Костей. Случайно они пересеклись на одной из презентаций документального кино. Он водил её на фотовыставку, они замечательно провели время. Сероглазый брюнет среднего роста, он был ее ровесником. Очень интересный собеседник. О том, что он популярный фотограф она предпочитала не думать.

Через неделю они сходили на кулинарный мастер– класс по японской кухне. Света была не в восторге от готовки в принципе, но энтузиазма Кости хватило на них двоих. Он учил её есть рис палочками.

А на третье свидание  они просто пошли в бар и выпили. Когда они оказались наедине, он поцеловал её. Чувство отторжения реальности моментом выветрило её алкогольные пары. Его чужие руки касались её тела, движения становились смелее, и она почувствовала спазм. Вырвавшись из объятий, она закрылась в туалете, и её выворачивало наизнанку около получаса, пока она не обессилела, и не начали болеть мышцы пресса. Она сказала, что это отравление и уехала домой. Больше с Костей она не встречалась.

Это не был алкоголь или отсутствие физической симпатии. У неё открылась рвота при попытке быть с мужчиной. Это был не Денис. Единственный мужчина, которого она знала, был мертв уже несколько лет, и её мозг, да вся её сущность категорически отказывалась принимать другие руки, другой запах, другие губы.

Света попробовала ещё раз через полтора года. Максим просто познакомился с ней на улице. Она спешила в спортзал, когда молодой человек подошёл к ней и попросил её номер. Он был смелый. Этим он ей и понравился. Симпатичный высокий парень, с карими глазами, и профессия у него была благородная, он был врач анестезиолог. Он читал книги, любил хорошее кино и свою работу. А ещё у него была собака из приюта Булька, черная тощая дворняга на высоких лапах с мохнатыми ушами. Они часто гуляли с ней. Он был хорошим парнем. И она ему больше чем просто нравилась.

В этот раз она не стала пить алкоголь, она долго настраивала себя. Стояла в красивой майке, скрывающей шрамы, перед зеркалом, и убеждала себя, что она этого хочет, что это надо сделать, это значит жить дальше, что ей это необходимо.

Не помогло. Её опять выворачивало в туалете, не спасал пустой желудок, болезненные спазмы свернули её в узел.

Тогда она набралась смелости, и, держа в руках ладони Максима, пожелала ему счастья, потому что она сломанная, она уничтожит его.

Больше она его никогда не видела.

И тогда Лана продолжила жить дальше, продолжая игнорировать мужчин как необходимую естественную часть жизни. Были коллеги, были клиенты, был Тёма, с которым она опять начала общаться. Мужчины в её жизни не было, да и быть не могло. В пустоте нет боли. В пустоте вообще ничего нет.

До встречи с Игорем она даже не задумывалась об этом. Она жила в волшебном звуке шелеста волн внутри, мерцая от проекта к проекту, сияя от возможности что– то сказать этому миру своими картинками.

Она была по-своему счастлива, и запретила себе вспоминать, как она умеет генерировать эмоции и бросать их огненные шары, заряжая людей вокруг. Она запретила себе вспоминать, что она Капитан Арктика. Маяк для Сони. Маяк для Тёмы. В голове четко сигналило слово «нельзя».

Пока однажды наглый самоуверенный гитарист группы «На краю» не поцеловал её на съёмочной площадке, и погасить все искры пальцами у неё не получилось.

И она опять вспыхнула. А потом возникло притяжение, и желание магнитом притянуться к нему. Трогать его пальцами, гладить его ладони, проводить вдоль от запястья до кончиков пальцев, уткнувшись в шею, дышать запахом его кожи с древесными нотками геля для душа. Самое откровенное желание — это желание прикосновения, именно оно рождает химию и основную магию единения.

***

Рэн стал гладить её спину, проводить линии от предплечья к предплечью через лопатки, трогать распущенные волосы у самых корней, где обнажены нервные окончания. Расслабляющие движения вводили Лану в состояние транса. Он шептал ей на ухо какие– то глупые приятные слова, после чего он оделся, поцеловал её в ухо и сказал:

–  Спи, детка, я к Тёме, обязательно приду в твой сон.

И он ушел спать в номер к Артёму.

Утром, когда он вернулся в номер с кофе, Лана ещё спала. Он разделся, и забрался к ней под одеяло. Аккуратно, стараясь не разбудить, он грелся рядом, чтобы обнять её и не потревожить разницей температур.

С ним происходило что– то странное. Он не такой. Он так не умеет. Но вот сейчас, несмотря на всю любовь к пранкам, он послушно ждёт, пока согреется, чтобы обнять её и не разбудить. Когда он понял, что не хочет шутить с ней своими обычными идиотскими шуточками? Когда увидел её реакцию на резкий разгон машины, эта картина до сих пор стоит у него в голове – белое лицо и быстро синеющие губы буквально через несколько секунд его шутки. Именно тогда у него появилось желание беречь её.

Он вдруг чётко осознал, что не хочет больше делать ничего из того, что может вызвать у нее подобную реакцию. Может быть, он повзрослел, но он понял, что шутить с ней хотелось только по– доброму, чтобы это было смешно, чтобы она тоже улыбалась или ржала в голос.

Она была своя, очень близкая. Как будто они оба частично были без кожи, и прикасались друг другу своей беззащитной частью, принимая на себя роль защиты от внешнего мира, и если сейчас они оторвутся друг от друга, то агрессивная внешняя среда начнет разрушать плоть, причиняя боль.

А ещё она честная и правдивая до безобразия, иногда это бывает очень неудобно, можно даже сказать, зубодробительно. Но именно на её простую правду не хотелось обижаться, и хотелось принимать, её как есть.

С нарушением сна разберемся позже, подумал он. У него оставалось всего три дня. Он готов был закрыться с ней на трое суток и никуда не выходить.