КАТАРСИС. Не его фанатка

–  Зачем всё это? Зачем видео?

–  Ты же там со мной разговариваешь. Это всё ты мне говоришь. Лана, да это самые честные вещи за всю мою жизнь, которые я слышал от женщины. Всё, что ты чувствуешь ко мне –  в тех видео. И ты нам настоящая, живая. Я вот такую тебя хочу увидеть. А сейчас ты как замороженная. Нужна была шоковая терапия. Оттаивай уже, наконец. Теперь моя очередь. Почему ты сбежала?

–  Всё просто. Мне было больно. И я не сильная, тебе показалось. Я в тот момент подумала, что не справлюсь, вот если ещё раз будет больно. Не хочу испытывать это всё. Видеть тебя, слышать о тебе, знать, что я для тебя тварь подлая,  нет, не смогу. Слишком много всего этого для меня одной. Поэтому я уползла в нору, зализывать раны.

Разговор прервал входящий звонок Лане по Скайпу. Звонила Соня.

–  Света. Ты в порядке? Мы с Тёмой никуда не поедем, пока ты не скажешь, что в порядке. Он тебя обижает? – со скоростью тысяча слов в минуту выдала Соня.

–  Соня, я в порядке. Мы решили накидаться, –  и она показала Соне свой стакан с виски.

–  Покажи мне этого золотого человека, –  Соня сложила руки в просящем жесте.

Лана переключила фронтальную камеру на основную и показала Рэна.

–  Твою мать, ты, Дарт Вейдер хренов, через полбутылки уложи мою девочку спать, и если ей будет плохо, сиди рядом и держи волосы. Светка, закрой уши. Она не умеет пить и после трех стаканов ходить уже не может.

–  Понял. Вопрос – полбутылки на двоих или на одного?

–  Бл44444.

–  Я справлюсь. Адьёс, амиго. Хорошо провести время.

Лана прервала звонок.

–  Ты как? – спросил он.

–  Да она гонит.

–  Продолжим?

Лана утвердительно кивнула.

–  Я не умею извиняться вообще. Прикинь. Взрослый мужик уже, а вот извиняться не умею, –  он выдохнул, –  Я был не прав.

–  Я знала, но мне от этого не легче.

–  Настолько было плохо?

–  Зачем тебе знать? Что, так важно?

–  Да, важно.

–  Ну, ок. Представь у тебя сердце всё в сквозных ранах, старых, незаживших, наспех заклеенных пластырями. А тут берут лезвие «Спутник» и его опять режут, так слегка, не причиняя тяжёлых травм. Много крови и боли. Без серьезных последствий. И ты, вроде, не виноват в том, что сквозные раны есть, но вот кровища и боль сейчас по твоей причине. Понимаешь?

Он, молча, кивнул.

–  Самое худшее, что мне пришло в голову, это то, что ты боялась меня. Думала, что я из-за этих видосов тебя из-под земли достану и шею сверну. Было дико думать о том, что я могу тебя преследовать и как-то угрожать тебе. Но ты так бежала, будто у тебя земля под ногами горела. Я тогда впервые стал думать, как меня видят другие люди. А потом забил, и остался собой, –  он ухмыльнулся.

–  Не земля, Игорь. Я горела внутри, –  сказала Лана, разглядывая свои пальцы, –  Я прощать не научилась. Никому никогда не позволяла плохо со мной обращаться. И разговаривать так, как ты со мной тогда, тоже. Это с детства. Второго шанса никому не давала, просто вычеркивала людей из жизни, и всё. С тобой не получилось.

Они молчали, каждый уставился в свою точку перед собой.

–  Что ты делала во Владивостоке?

–  Пластыри срывала. Чтобы дыры начали заживать.

–  Мазохистка, бл4.  Болит?

–  Болит. Ведь когда заживает, всегда болит?

–  Раньше я думал, что ты просто не захочешь меня видеть. Теперь думаю, что не дотягиваю. Ты всегда будешь сравнивать. Я всегда буду для тебя мудаком.

–  Ты дурак, да?

–  Может быть. Видишь, ты права, я, как ты сказала тогда, потаскушка, я же даже лиц не помню, они все сливаются в одно, ни одной не вспомню, хотя бы как выглядела, даже если захочу. Все как одна. А у тебя в памяти одно яркое воспоминание, яркий пример того, каким должен быть мужчина.

–  Да иди ты. Не верю я. Хотя, нет, не так. Я слишком верю, что ты не мудак. Что произошло с тобой, чувак? Когда у тебя унесло крышу? Ты злопамятный, я заметила. Ну и как так вышло, кому ты мстишь? –  она саркастично улыбнулась.

И он рассказал ей всё, сначала про Ульяну, потом про Фила, и про то, что он до сих пор живет, постоянно держа руку на пульсе, не может позволить себе расслабиться даже на один день. Это его миссия.

Лана, молча, обняла его двумя руками и прижалась лбом к его плечу. Они подняли стаканы и выпили, глядя друг на друга.

–  Ничего не выйдет.  Мы будем постоянно сравнивать, у кого дыра в груди больше, –  сказала Лана.

Они молчали, сидели, смотрели перед собой и потягивали виски из стаканов.  Каждый думал о своём.

–  Ты говорила, лет пять не плакала, говорила –  не выходит.  Кто сказал, что у нас ничего не выйдет? – а потом спокойно добавил, –  Мы же не дети, да и ты девочка, чтобы письками в песочнице меряться. Не думал, что всё будет так, а приехал, тебя увидел, и не хочу никуда без тебя уезжать.

А потом добавил:

–  Думаю, если мы и будем спорить и сравнивать, так только у кого из нас тараканы в голове больше. Ты другая, живая и настоящая, даже немножко буйная. После тебя не интересно жить как раньше, просто не хочется. Слышал, тебя Соня маяком называла. Да, ты такая, и мне вот хочется свой личный маяк.