Улица Диньдиньская: Кате и Мурзику

 «Салон красоты «Стриженаль» — задумчиво прочла Екатерина вывеску на первом этаже сталинского дома. В зеркальной витрине она увидела своё отражение: стройную блондинку средних лет. Ещё немного подумала — и вошла в салон. 

Сразу же подбежала с вопросом юная парикмахерша:

     — Добрый день! Чем могу вам помочь? У нас сегодня огромная скидка на маникюр и на тайский массаж…

     — Я хотела бы… подстричься.

     — Вы знаете, что похожи на Уму Турман?

     — Никто никогда не говорил, — отшутилась Екатерина. 

     — Зря.

Екатерина рассеянно улыбнулась.

     — Хорошо, в следующий раз, когда буду записываться, так и представлюсь — Ума Турман.

     Внимательно разглядывая помещение, Екатерина села в кресло. Парикмахерша накинула на клиентку простыню, встретилась с ней взглядом в зеркале и, помолчав, спросила:

     — Вы ведь кого-то ищете, правда? 

     — Когда-то здесь была квартира, в которой я жила, — пояснила Екатерина.  

    — Вот это да-а-а! — чуть не выронив баллончик с кондиционером, всплеснула руками  парикмахерша. —  Обожаю такие вот совпадения!  Подумать только – как в сериале!

      Через два часа Екатерина вышла из парикмахерской и обогнула угол дома. Старый двор был почти таким же, как и прежде: маленьким, симпатичным, уютным. Только исчезли берёза и песочница. Екатерина присела на лавочку, вздохнула. Улыбнулась. Здравствуй, детство… Где же ты пропадало?

Часть 1

 Улица  Диньдиньская

     Годовалая Катя впервые появилась в новой квартире зимним днём.   Её родители получили две комнаты в коммуналке на первом этаже и с радостью переехали в нее из двухкомнатной “хрущевки”, в которой, кроме них, обитало ещё пятеро человек: родители папы и его сестра с мужем и дочкой.  Папа внес Катю в коридор на руках и осторожно поставил на пол. Мама сняла с нее белую шубку и шапочку. Мимо проехал на велосипеде трёхлетний малыш, с интересом окинув взглядом новых жильцов. Катя осталась в валенках — и неожиданно для родителей потопала по коридору уверенно и споро, как будто всю жизнь умела это делать. Это оказалось так неожиданно и радостно, что мама расплакалась.

     У желтого дома номер три по улице Дзержинского, которую Катя лет до пяти называла “улица Диньдиньская”, были сквозные подъезды с двумя выходами: один на улицу, а другой — во двор. Нижнюю часть строения дети без конца разрисовывали белыми мелками, изображая  на ней битвы самолетов и танков. «Наши», с пятиконечными звездами, всегда побеждали «фашистские» со  свастикой, — и те  полыхали меловым огнём. Неизменными оставались две надписи: слева — “Ира + Паша = любовь”, справа — “Марина — дура”. 

     Новая квартира  поражала своими размерами. В маленькой “комнатке для прислуги” рядом с общей кухней уместились небольшой квадратный стол, шкафчик для посуды, две табуретки и детский деревянный стульчик. На стену повесили полки с папиными реактивами. Комнатка стала кухонькой, столовой и фотомастерской. Большая двадцатипятиметровая комната превратилась в спальню, гостиную и детскую.

     В дверь требовательно постучали. Мама Кати пошла открывать.

     — Меня зовут Сима, — сухо представилась  высокая худая  женщина в очках и властным жестом предложила выйти в коридор. — Я - главная по квартире и слежу за порядком.

     Сима указала на стену, где висел график уборки.

     — Всего в квартире теперь семь человек, включая детей. Кроме вас, здесь живут еще Квасовы с сыном. Каждая семья убирается по количеству жильцов. Вам — три недели подряд. Принимаете дежурство у Тамары, а сдаете  — мне. Ванной можете пользоваться в понедельник и четверг. 

 Скоро на зеленой стене в ванной комнате появился крючок для Катиной ванночки.    

         Телефон в квартирах по тем временам считался роскошью. Но Катин папа работал в милиции, и довольно быстро в комнате появился телефонный аппарат, параллельно подсоединенный к пивной. Поэтому иногда в трубке раздавалось: “Пиво есть?”  

***

       Однажды вечером Катя скучала одна в группе детского сада. За окном давно стемнело. Всех ребят уже разобрали по домам. А Катиной мамы всё не было и не было.

     Катя  подошла к Светлане Ивановне, посмотрела на её тёмные, заплетенные в длинную косу волосы, и потянула воспитательницу за рукав:

     — Когда мама придет?

     — Скоро! — отмахнулась та, высвобождая рукав.

     “Ну почему  меня не забирают? — думала Катя, — а вдруг я навсегда в саду останусь? Если бы я была мамой, то давно бы забрала свою дочку!» 

     Ей сделалось совсем грустно, и Катя  тихонько всхлипнула. Потом громче. Ещё и ещё. Светлана Ивановна попыталась успокоить малышку,  но та расплакалась:  

     — Я хочу к ма-а-ме... 

   — Если ты не успокоишься, то я зажарю тебя на сковородке и съем! – пригрозила воспитательница.

    После таких слов Катя зарыдала в голос. К счастью, в это время сестра мамы, тетя Аня, зашла в гости на улицу Дзержинского, не нашла никого дома и решила прогуляться до детского сада. 

     — Это кто тут у нас плачет? — спросила тётя Аня, ещё с лестницы услышав рёв племянницы.

     При виде тети Катины слёзы высохли в один миг, и она обрадованно прижалась к своей спасительнице.

     — Давай одевайся, пойдём домой! – весело скомандовала тётя Аня.

     Вдвоём они выскочили из садика, пробежали мимо зеленого деревянного штакетника, пересекли улицу и два двора, оказались около желтого пятиэтажного дома, вошли в подъезд и позвонили. 

Дверь открыла соседка Сима.  Родителей Кати по-прежнему не было. 

     — Предупредите Раю, что мы с Катей пошли ко мне! — попросила тётя Аня. 

       Они  пошли короткой дорогой — наискосок,  через сталинскую “почтовку”, которая получила свое название из-за находившейся  на первом этаже почты. Возле почты без конца разворачивались такси и грузовики с посылками, поэтому детям из Катиного дома строго-настрого запрещалось выбегать со двора.

     Тетя Аня  жила  на первом этаже красного двухэтажного домика с деревянной скамейкой перед входом. За низеньким забором розовой пеной цвёл шиповник. В квартире были две комнаты и кухня – такая крошечная, что в неё еле помещались плита с двумя конфорками и стол. Из кухонного окна можно было увидеть кусты смородины и крыжовника на заднем дворе и верёвку, на которой всегда сохло чьё-то бельё. В тесном коридоре стояла ванна,  замаскированная  занавеской. Чуть дальше  — общий туалет на две квартиры.  Катю всегда пугала соседская дверь, которая могла в любой момент открыться. Зато комната тети Ани была светлой и просторной.

      Пока Катя разглядывала книжку с картинками, тетя Аня  отварила картошку,  и они  ели её из пиал. После ужина тетя налила чаю. Катя впервые увидела в конфетной вазочке аппетитные разноцветные кубики розового,  желтого и зеленого цвета.

     — Это что?

     — Фруктовый сахар. Бери!

  Катя попробовала по очереди три разных кусочка с кисло-сладким вкусом. Больше всего ей понравился розовый. 

     Тетя Аня достала проигрыватель и поставила пластинку с рассказом “Голубая чашка”. Под спокойный голос рассказчика Катя понемногу начала дремать.

    Немного позже прибежала мама. Сонная Катя обрадовалась, протянула руки:

     — Мамочка пришла-а… А почему ты меня из садика не забрала?

    — Мы с папой катались на мотоцикле. Порвалась цепь. Я караулила мотоцикл на обочине, а папа на попутках поехал в город искать запчасти…