Дурак космического масштаба
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Мах-ми
– Бак пафшкииц! Щамурафц! (Этот Бак, да он же сумасшедший!)
Я слушал и наслаждался. Пфайфики прозвали меня Бак, что по-ихнему означало – большой. И это не только за рост. Я вообще оказался слишком «большим» для здешних гуманоидов, потому что нес в себе много чужого и непонятного.
До моего появления на астероиде пфайфиков жизнь текла по бинарному принципу: есть топливо – бери, нет топлива – отваливай.
И тут нарисовался я.
– Топлива нет! – заранее просигналили мне со старенькой, покореженной метеоритами базы.
– Ну и ладно, – сказал я и стал заходить на посадку.
– Топлива нет! – думая, что человекообразный плохо понимает стандарт, пфайфик стал показывать мне отсутствие горючки жестами.
Я энергично кивнул ему пару раз и... сел.
Сел против неписаных местных правил. Но и стрелять в меня пфайфики не решились: топлива-то не завезли, а значит – и защищать нечего.
В обшарпанной проржавевшей забегаловке ко мне тут же подошел один, самый смелый, и, косясь на трех других, подпирающих головами сделанную под человека стойку, спросил на стандарте (их чириканье я понимал с большой натяжкой):
– Топливо ждать будешь?
– Нет, – сказал я и стал пить авт – местное слабоалкогольное пойло.
Пфайфик онемел. Удлинившимися от удивления глазами он влез, практически, в мою кружку, а пальцы сложил коробочкой, словно изготовился молиться.
Я пил.
– Так не будешь ждать топливо? – переспросил пфайфик, очумело таращась на меня.
– Не буду, – согласился я, равнодушно глядя, как мой зеленокожий собеседник бочком, точно краб, пятится к своим.
Конечно, на астероиде сейчас только и разговоров, что о моей персоне. Но передатчик тут маломощный, и дальше информация не уйдет.
Горючка меня действительно не интересовала. И то, что я официально числился штрафником, никак не мешало работать непосредственно на Мериса. А Мерис велел на недельку сдохнуть. Ну я и сдох.
Какой-то хороший, наверное, парень валялся сейчас под обломками рефлекторной башни с моим личным браслетом на руке. (Маячок из плеча я тоже на всякий случай вырезал – дохнуть, так дохнуть).
Выпил за этого безымянного парня, по весу похожего на экзотианца (больше о нем ничего нельзя было сказать с уверенностью – слишком обгорел). Щас он еще полежит, бедняга, денька три. Потом его откопает Келли, он видел, куда я его сунул. Потом сочинят рапорт. Потом пошлют в Главное управление армады материалы для генетического анализа. Потом потеряют их по дороге, война же. Родители получат армейскую пенсию за «пропавшего без вести», и будет им, наконец, от меня, беспутного, хоть какая-то польза.
А может, Келли и пять дней промаринует «меня» в развалинах – лето не самое ядреное в центральной части третьего континента Мах-ми. Нет, как ни крути – неделя. И неделю я должен пропить. На то она и «неделя», чтобы ничего не делать.
Тоска-то какая, Беспамятные боги!
Нужно было пить, чтобы не думать. Не думать о том, что будет дальше. Не думать о смерти Дьюпа. Она все еще была со мной, когда я останавливался. Стоит замереть и умирание нащупывает в тебе родные корни. И ты снова набираешь скорость, бросаешься в зону Метью, без навигации, без расчетов, вперед, в безвременье, чтобы и мысли не смогли догнать тебя. Но нет ничего быстрее мыслей.
Зря меня после истории с расстрелом террористов кинули в штрафбат. Это был тактический проигрыш военного министерства. Меня нужно было сразу вешать. Зачем пытаться переиграть Мериса в его же фантики? Уже через три месяца из штрафбата меня перевели в группу зачистки, в подразделение смертников, которое документально еще существовало, а на деле – практически нет. Потом с уголовниками я оказался на Мах-ми, где шли уличные бои, «сливы», биоэвакуация... Самая подходящая обстановка, чтобы тихо стать безымянным куском мяса.
Мерис подтянул на Мах-ми Келли, который временно командовал нашей ЭМ-17, и теперь оставалось всего лишь тихо похоронить бывшего капитана Верена и зачислить к Келли какого-нибудь другого двухметрового болвана. Вот этого самого Бака, например. Нужно-то всего лишь недельку подождать.
Мерис предполагал нанять меня тут же, на Мах-ми. В таких случаях предельная наглость снимает все подозрения. Моей задачей было – отсидеться на астероиде, а потом свалиться на голову Келли.
Пояс астероидов, окружающий Мах-ми, мало пострадал от обстрела. Да здесь и до нас было спокойнее некуда. Мах-ми – это тебе не приграничный наногигант Аннхелл, где только ленивый не играет в политику. Тут ловить нечего. Ни высоких технологий, ни сырьевых ресурсов, ни особенных культурных ценностей.
Мах-ми – исконно экзотианская территория, но население преимущественно «наше». Так сложилось. И южное крыло армады слопало этот маленький мир, даже ни разу не икнув.
Особого сражения за Мах-ми, кстати, не было. Экзотианские корабли отступили к Гране, там есть что защищать – урановые рудники, серебро и палладий. А вот на грунте нам повоевать пришлось: часть населения небезуспешно оборонялась. Плюс мародеры, которым все равно, кого грабить. Ну и наши головотяпы.
Я взял еще кружку авта. Какой вообще бандак придумал такой слабый, никчемный алкоголь? Утопиться ж проще, чем напиться!
Напиться я безуспешно пытался двое суток. На третьи уснул и проспал часов десять. Когда проснулся, выяснил, что пфайфики освоились с моим телом и почитают его за мебель. Возле головы лежала какая-то рекламная снедь, строем стояли полные кружки... Похоже, я украшал своей персоной местное заведение и привлекал посетителей.
Астероид тряхнуло. То ли садился корабль, то ли... Тряхнуло снова, и других «то ли» не осталось. Садился корабль. Судя по вибрации – не самый маленький. Топливо привезли? Я зевнул. Пфайфики уже не замечали меня особо – привыкли. На вибрацию они тоже не отреагировали, значит, посадка была делом ожидаемым и банальным. Точно – топливо. Теперь пфайфики начнут продавать его мелким леталам, типа меня, которые крутятся в системе, выживая спекуляцией и контрабандой, купят себе немного кислорода. Ну и я, может, как-нибудь убью тут шесть, ой, нет – семь дней.
Я еще раз зевнул. Чуть челюсть не вывернул.
В обжитый мною бар вошел пилот с новоприбывшего корабля. Похоже, гуманоид – рост, телосложение и все такое. Лицо закрывал шлем – за двойным шлюзом дверей воздуха не было.
Шлем аккуратно лег на стойку...
Человек. Совсем молодой парень. Наверное, в космосе начал пахать, как я на ферме – сначала за пульт, потом в школу. Хорошая осанка, ровная походка. В движениях что-то экзотианское, но костяк средний. Полукровка? Пфайфики защебетали с ним по-своему. Какой-то – я их не различал – показал на меня. Парень обернулся. Странные у него были глаза. Длинные, теплые, похожие на серебряных рыбок. Мне как-то не попадались такие раньше.
Он сел за соседний столик. Я кивнул, предлагая поделиться своим кружечным изобилием. Он по экзотиански склонил голову набок, отказываясь. Точно – полукровка. Тонкие черты, темно-рыжие волосы. Красавец. Бабы от него, поди, без ума.
Мой собственный опыт общения с противоположным полом все еще бродил вокруг борделя. Я никогда не знал, о чем с дамами можно говорить, чего от них особенного хотеть и все прочее. Моя мать... Я не был любимым сыном. Им был мой старший брат Брен. Родных сестер не случилось. Погодки двоюродные росли слишком девочками и сторонились мальчишек. Мы с Бреном подглядывали за их глупыми играми.
Я помотал тяжелой ото сна башкой, и полукровка нервно оглянулся. Война и гражданским психику попортила...
Надо пойти размяться хоть как-то, а то уже задница приросла к стулу.
Я полез наверх по ржавой лестнице – в барах такого типа автоматически предполагается зал для отдыха.