Полный попадос

Предупреждение: много нецензурной лексики и откровенных сцен

День третий.

Сегодня я попросил ручку и бумагу и решил записывать новые слова, события.

Итак, меня зовут Биллиатт Лау, герцог Литары. Мне девятнадцать лет. Через три дня у меня свадьба с лордом Мэдирсом Кайрино с планеты Элькора, системы Риата. Но я нахожусь на Земле, а значит, о женихе придется забыть, потому что здесь у меня есть муж.

 Мэдирс Кайрино, нас разделяет толща миров, световые годы, космос. Прощай, мой пират, мой принц, моя любовь!

 Записи веду на общем риатском, т.к. читать и писать на местном языке не умею. Слава гоги, хоть язык понимаю. Тут принято говорить: «О, гоги!» и всячески их славить, но для чего — не знаю. Надо выписывать с задней стороны дневника слова, значение которых следует уточнить.

 Итак, по порядку.

 Последнее, что я помню, это как после ссоры с папА я сбегал со ступенек, нога соскользнула, я упал и провалился в темноту. Очнулся в больнице, в палате на шесть человек. Это я потом понял, что больница и палата. А в момент пробуждения я очень испугался, когда увидел незнакомое помещение, незнакомых людей, и торчащую в руке иголку с трубочкой, тянувшейся к банке с лекарством.

 Это варварство! Это дикость! Это не лечение, а истязание.

 Первыми словами в этом мире были:

 — Где я? Где я нахожусь?

 Тут же забегали странные омеги, соседи по палате, позвали «медсестру» и «врача».

 Здесь странным было все — запахи, воздух, помещение, люди. Мысли не формировались до конца, обрываясь на середине. Страх сковал меня и заставил замереть испуганным зверьком.

 Ко мне подошел человек, очень похожий на альфу — с бородкой, сединой, в белом халате. Но он не ощущался ни альфой, ни бетой. И омеги были очень странными. Только я никак не мог понять, что именно, кроме запаха, в них было странным.

 — Как вы себя чувствуете?

 — Где я?

 — Вы в больнице. Упали, потеряли сознание. Что вы помните?

 — Шел по лестнице, упал. Больше ничего. Где мой папа?

 — Шел? Папа? Хм… А сколько вам лет?

 — Девятнадцать. Я хочу видеть папу. — Паника волной накрыла меня давно, но сдерживать ее больше не оставалось сил. Здесь все было не так.

 — Вас привез муж, по поводу родителей, увы, я ничего не знаю. Мы сделали вам МРТ и рентген. Немного подержим у нас, подлечим, и все будет в порядке. А вот волноваться вам не надо. Договорились? Больничный оформлять будем? Вы где-то работаете?

 Муж? Как муж? Почему я не помню свадьбу? Неужели консумация так повлияла на меня, что психика сыграла со мной злую шутку и откатила память на предыдущие спокойные воспоминания?

 — Что такое больничный? Я нигде не работаю. Я буду премного благодарен вам, если вы позволите мне встретиться с мужем.

 Пусть я не помню свадьбу, но видеть милорда Мэдирса, единственного знакомого мне человека, в отсутствие папА, было единственной радостной новостью с момента пробуждения.

 Медсестра вынула иголку у меня из руки и унесла конструкцию за дверь.

 — Простите великодушно, не могли бы вы подсказать мне, где я могу привести себя в порядок? — Ужасно хотелось в туалет, да и перед появлением Мэдирса нужно было привести себя в надлежащий вид, вдруг я выгляжу так же, как себя чувствую? Вдалбливаемые папА правила приличия не позволяли мне выглядеть плохо при любом раскладе.

 Брови врача поползли вверх:

 — Привести себя в порядок? Вам лучше пока не вставать, милочка, вы долго были без сознания. Хоть на МРТ ничего серьезного не обнаружено, но, судя по вашему поведению, лежать и отдыхать — ваша единственная возможность выздороветь побыстрее.

 — Простите, милорд врач, но мне необходимо посетить туалет, — мучительно краснея и от прилива крови чувствуя сильную пульсацию в месте ушиба, на грани обморока произнес я.

 — До конца коридора и направо.

 На мне была короткая ночнушка из какой-то непонятной ткани, доходившая мне до середины бедра. Я поднялся с кровати и огляделся в поисках верхней одежды. Выходить в коридор в ночнушке — моветон. На спинке кровати висел халат, вот он был длинный, с пояском. Странные голубые тапочки без задников стояли под кроватью.

 Аккуратно, медленно, стараясь держать голову повыше, а спину прямо, я вышел в коридор, и не глядя по сторонам, устремился в конец коридора к туалету. Из него как раз вышел омега, донельзя странный, с короткой прической, в неприличных обтягивающих штанишках и маечке с короткими рукавами. И грудь… У него была уродливо выпуклая грудь. Ужасное заболевание, видимо. Зайдя в туалет, я бросился к унитазу, распахнул халат, поднял ночнушку и схватился… за воздух. Пошарив рукой и не найдя необходимого органа, я согнулся посмотреть и заорал. Члена не было. Вместо него была… рана.

 В двери заколотили, спрашивая, как я себя чувствую, и я, упершись в колени и отдышавшись, крикнул:

  — Все в порядке, спасибо! Просто ударился!

 ПапА всегда учил держаться и не подавать виду, если что-то пошло не так. Именно эта выучка и привычка выносить все невзгоды и лишения, стиснув зубы, помогла мне перенести то жуткое осознание, что я калека, и милорд Мэддирс, когда придет ко мне, откажется брать меня замуж по причине неполноценности. Стоп. Он уже не жених. Муж. Может быть, со мной случился несчастный случай на свадьбе? И поэтому я тут?

 Но как же… как же теперь справлять малую нужду? Писать хотелось еще сильнее, и я сел на унитаз, разрешив организму самому решать эту проблему, и он на удивление достойно с ней справился без моего вмешательства.

Стряхнуть, как раньше, не получилось.

 Нажав на кнопку и смыв следы моего пребывания, я подошел к умывальнику и мазнул глазами по зеркалу.

 Светловолосый омега в возрасте, с бледным лицом, вытаращил на меня глаза из зеркала и раскрыл рот в немом крике.

 Я прикрыл рот рукой, стараясь не издать ни звука.

 В двери опять постучали:

 — Сколько можно! Тут очередь уже! Выходите!

 Я открутил кран, умылся холодной водой и еще раз посмотрел в зеркало. Мокрый испуганный омега со светлыми волосами до плеч моргал глазами. Его рот дрожал, губы кривились. На груди халат топорщился так же, как у того омеги с уродливой грудью.

 — У вас там все в порядке? — в дверь опять заколотили.

 — Простите! Я сейчас выхожу! — пискнул я и со страхом опустил обе руки на грудь. Там было что-то мягкое и выпуклое. Просто огромное. Вздувшееся и неестественное.

Это сон. Это сон. Это просто дурацкий сон. Я шел по коридору, держась рукой за стенку, бормоча про себя успокаивающие слова. Стена кончилась, и я уткнулся в окно. Грязный черный грунт, голые растения с малюсенькими проблесками зелени, голубое небо и многоэтажное здание с большим количеством окон были чужеродными и неестественными.

 Ноги подкосились, и я осел на пол, плавно перетекая в уютную темноту.

 Очнулся я на своей кровати в палате под тихий говор:

 - …соседка молодая совсем была, но у них в родне этим болели. Несла всякую чушь. Могла раздетой из квартиры выйти. В дурку забрали. Лечили-лечили, за год до состояния овоща долечили. Дочь и мужа не узнавала, разве что вначале еще. А потом еще года два продержалась, сами знаете, какое в психушках к ним отношение. Ну, и похоронили. Мы все думали, у дочки тоже что-нибудь проявится, раз по женской линии пошло, но, вроде, нормальная девочка растет. Замуж вышла, беременная ходит. Вот и нашей немой психиатра вызвали, слышали, как она себя мальчиком девятнадцатилетним называет, папу зовет? А вроде, приличная такая, молодая. Поди ж ты — с каждым может случиться, о, гоги, гоги!

 Я тихонько пощупал грудь — мягкость и вздутие никуда не исчезли. Если это сейчас говорили про меня, то я не хочу в дурку и быть овощем. Значит, надо молчать, чтобы не ляпнуть лишнего. Я ведь не знаю, что будет лишним. Никаких «он» в речи не использовать. Мими папА, куда я попал? Ни на Элькоре, ни на Эльдоре, ни на Литаре такого нет. Уж я бы знал. Значит, я не в системе Риата.