Я недоуменно смотрел на сложенные аккуратной стопкой сорочку, чулки и шерстяные штаны, не понимая, что мне со всем этим делать.

— Одевайся. Снаружи холодно, — подсказал Нейгирде.

Холодно? Наверно, ведь сейчас... зима? Праздники, если вспомнить слова господина Битча. Я криво усмехнулся, беря лежащую сверху рубашку. В застывшем, как муха в янтаре, Дайо лето не отличалось от осени, а зима — от весны. Здесь никого не заботило, холодно или жарко мертвецам — и нам тоже быстро становилось безразлично.

Пальцы никак не могли справиться с пуговицами на вороте. Золотозвенник хмурился, видно, раздраженный проволочкой, и я, опустив глаза, невольно торопился, слишком хорошо усвоив, чем в замке Дайо оборачивалось недовольство власть имеющих. Хотя маг и не показался мне человеком, склонным к забавам, которыми развлекались надзиратели. Оттого было вдвойне неприятно, что и он украдкой глазеет на меня, будто я какая-то диковинная зверюшка в клетке — хотелось прикрыться, хотя бы одеждой.

Господин Битч находился тут же, демонстративно поигрывая жезлом. Разумом я понимал, что при посторонних он не решится пустить его в дело, но не мог избавиться от неприятного холодка между лопатками.

— Теперь это, — Нейгирде, держащий в руках гибкую металлическую змейку с вязью рун, поморщился, покосился на брата. — Таково условие Совета. Я же больше надеюсь на твое благоразумие.

Я поднял волосы, чтобы магу было удобнее застегнуть «украшение». Ошейник так ошейник, мне он не мешал. Честно говоря, меня бы удивило, если бы Совет не подстраховался.

— Обувь, — напомнил золотозвенник, кивая на грубые «крестьянские» башмаки. — Пока, к сожалению, такая. В городе подберем что-то по размеру и более подходящее для похода в горы.

— Ней, позволь тебя отвлечь на минутку от твоего… приобретения.

Если боевой маг держался с напускным дружелюбием, советник отношения не скрывал. Брезгливое презрение и неприязнь. Я догадывался, что он собирается сказать. Знал это и золотозвенник, раздраженно последовавший за старшим братом в коридор.

— Понимаю, бесполезно тебя просить, но будь осторожен…

А еще я мог поспорить на правую руку, что Нейгирде слишком упрям и не прислушается к доброму совету. Сам когда-то был таким же.

Надзиратель украдкой оглянулся, проверяя, далеко ли ушли господа маги. Приблизился. Вцепился пальцами в волосы, пригибая к себе, прошипел в ухо:

— Сбежал от меня, думаешь? Рад-радешенек? Только запомни хорошенько, я камеру-то твою пока пустой подержу. Потому что такие выродки не меняются! Ты еще вернешься сюда.

Еще вернешься ко мне…

Я ему верил. Стоило золотозвеннику передумать, и я снова окажусь в полной власти и садисткой фантазии господина Битча. Возможно, в глубине души я даже надеялся, что Нейгирде передумает. Меня пугал мир, ожидающий снаружи тюрьмы.

Эхо доносило лишь отголоски спора. Разобрать, о чем говорили маги не получалось, но догадаться было нетрудно.

«Какого Ксаша ты вообще собираешься тащить его с собой?»

«Я уже объяснял. Мне необходимы знания и опыт Ирбиса».

«Их можно получить и другими методами. Проще и безопаснее».

«У Совета был шанс. Как ты мог заметить, безрезультатно. А сейчас парень просто не выдержит допрос. Много ли мне проку от трупа, последними словами которого будут «Я действовал по приказу Шайратт»?»

…Я действовал согласно приказу Шайратт.

Я так часто повторяю эту мантру, что давно сам поверил в нее. Людям не впервой сваливать грехи на мертвецов. Уничтоженная темная гильдия не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть мои слова.

День за днем раз за разом палачи Совета задают одни и те же вопросы, чтобы получить одни и те же ответы. «Зачем вы отправились на Сильверритский хребет?» — «Так приказал мэтр Шай», «Что вы искали?» — «Ничего. Я шел к месту, подходящему для жертвоприношения», «Расскажи, как ты избавился от отряда» — «Первой была Марико. Ее собственным кинжалом…». И самые важные для них, ради которых все и затевалось: «Как выглядит Белая пелена?» — «Слишком сложная структура, поэтому использовался вербальный активатор, представляющий собой свиток с заклинанием. Повторить не смогу», «Где ты взял свиток?» — «Мне дал его мэтр Шай».

Им не нравятся ответы. И тогда в ход идут угрозы и посулы. Боль… последнее неприятно, но что значит моя боль по сравнению с той, которую испытали Эльза и ребята? Боль — это даже хорошо, отвлекает от воспоминаний и мыслей. Она позволяет не думать, почему я еще жив.

Отчаявшись, они приводят телепата. Обмануть его не трудно, ведь повторенная тысячу раз ложь стала почти неотличима от правды. 

Я действовал согласно приказу Шайратт.

После этого они сдаются, ненадолго оставляют в покое. Я все еще надеюсь, что меня казнят, но, наверно, это было бы слишком легким выходом: одна жизнь против тысяч, забранных Белой пеленой! 

Меня ждет Дайо. Могила, приготовленная для предателя Советом…

Прямо за дверью чем-то звякнули. Битч подхватил с лавки телогрейку, пренебрежительно швырнул в лицо.

— Чего застыл? Поторопись. Господа маги ждут.

— Готов? Отлично! — заглянувший спустя несколько секунд Нейгирде ничего не заметил. — Старший надзиратель, благодарю за содействие. Проводите нас к выходу, и больше не смеем вас отвлекать.

Чтобы попасть в портальную, требовалось миновать несколько дежурных постов, выйти из крепости и пересечь внутренний двор. Я, ошеломленный, замер на крыльце, ослепнув от наполняющего мир света. Мерцало невообразимо высокое небо цвета расплавленного серебра. Искрилась затянувшая холмы на горизонте дымка. Сиял ослепительной белизной нетронутый снежный покров, разделенный узенькой расчищенной тропкой.

…— Знаешь, почему снег белый?

 Эльзу редко увидишь такой задумчивой как сегодня. Такой задумчивой и такой близкой. Уверен, если я обниму ее, неприступная ведьма обойдется без пощечины, которой обычно удостаиваются излишне настырные ухажеры. Хотя могу и ошибаться. Ведь, по мнению Счастливчика, кое-кто совершенно не разбирается в женщинах. 

Я так и не решаюсь проверить, облокачиваюсь рядом на перила, смотря на заснеженный склон Небесного пика. Отвечаю.

— Нет.

— Потому что он мертв, Бис. Белый — цвет смерти…

Вырывая из воспоминаний, ледяной, пахнущий солью ветер бросил в лицо горсть колючих снежинок. Невидимое за каменными стенами, гремело, перекатывалось Холодное море.

Кожа на тыльной стороне ладони была белая, словно снег.

— Тех, кто покинул Дайо на своих ногах, можно пересчитать по пальцам, — Нейгирде смотрел на меня так, будто что-то понимал. — И как тебе на вкус воздух свободы?

Свободы?

Мрачная громада крепости-тюрьмы вздымалась за спиной, тенью накрывала двор. Ее верный пес, господин Битч наверняка шел за нами и сейчас ждал у входа, следил, готовый по первому знаку рвануть в погоню, вцепиться, утащить обратно в сумеречные недра замка — обернуться и проверить мне не хватило духу.

Я знал, что Дайо не отпустит меня так просто. А еще знал, что хочу быть похоронен где угодно, но только не здесь.

***

Запах пшенки с мясом и пережаренным луком сводил с ума, пробуждал спрятанное на дно памяти прошлое. Лайк терпеть ее не мог, вечно кривился, когда кашу подавали в столовой училища. Дурак! Еда была сытной и горячей, оседала приятной тяжестью в желудке! И еще ее было вдоволь! Я понимал, что не следует жадничать, но не мог сам удержаться. Меня остановил Нейгирде, жестко перехватив за запястье.

— Живот скрутит.

Я неохотно отодвинул тарелку, признавая правоту золотозвенника.

— Когда ты в последний раз ел?

Я не ответил, и маг повторил вопрос настойчивее, давая понять, что не отвяжется.

— Три дня на..зад, че..ты..ре. Ка..кая разница?

— Понятно, — процедил помрачневший золотозвенник. — Хочешь, могу написать рапорт гильдии надзора? Пусть проверят, куда уходят выделенные казной средства.