Дань
К концу осени стал падать первый снег. Редкие снежинки таяли, не долетая до земли. На пороге зима, а значит, пришло время нурам возвращаться домой, в свои города, к своим семьям. Последний поход за данью - и войско надолго свернет свой шатровый лагерь, отправившись в родные земли.
Млада зашла в шатер и подула на озябшие пальцы. Ветер растрепал ее собранные в косу волосы, а от студеного воздуха раскраснелся нос. И все равно Унгур залюбовался ей, но виду не показал и проворчал:
- Что так долго, я же опоздаю?
Мирянка от негодования уперла руки в бока и наябедничала:
- Этот скряга, ваш хондэ Чаалун не хотел мне продавать. Говорит тебе - то есть мне - не продам. Я говорю, чем же я хуже других? Или ты от инбаши Унгура не хочешь деньги принимать. Как твое имя услышал, сразу милым стал, да услужливым.
- Чего это он? - искренне удивился Унгур. – Эх, некогда мне сейчас, разбираться. Не годится командующему позже своих подчиненных приходить.
Унгур, закинув за спину мешок, торопливо вышел из шатра и направился к месту сбора. Млада шла рядом. Только в этот раз она провожала нурийца по велению души.
- Я думаю Чаалуна кто-то подговорил. Это все потому, что я мирянка, меня в лагере не любят, - поделилась своими думами наложница.
- Не наговаривай, ну и что, что мирянка, никому до этого нет дела, - отмахнулся нуриец от девичьих фантазий.
Спорить перед дорогой Млада не решилась, а потому она обняла Унгура и бескорыстно пожелала:
- Возвращайся поскорее, живым и здоровым. А девушек не смей привозить.
- Мне и тебя одной хватает, - улыбнувшись ответил мужчина.
- Я буду ждать, - пообещала мирянка и без лишней скромности поцеловала Унгура. Но, опомнившись, что на них смотрят, отступила и покраснела.
Нуриец усмехнулся, вскочил на коня и не оглядываясь повел своих людей. А Млада отыскала глазами Айлу и поспешила к ней с расспросами.
- Айла, Унгур не говорит ничего, но в последнее время грустный ходит. Вот растолкуй мне. Мы уже полгода все с места на место переезжаем. Это последний поход за данью. Теперь нуры домой вернутся. Все радуются, а этот грустит.
- Я не знаю, - слишком торопливо ответила нурийка, уставившись на свои сапожки-гутулы.
- Ой, Айла, что-то ты темнишь, я же вижу.
- Я думаю, это из-за тебя,
- Из-за меня?
- Унгур не хочет с тобой расставаться, вот и печалится.
- А зачем ему со мной расставаться? - совсем растерялась Млада.
- Не знаю, спроси у него когда вернется. Пойду я, - сердито буркнула Айла.
- Сэйн байэ, Айла, - попрощалась на нурийском мирняка понимая, что подруга больше ничего не скажет.
- Сэйн байэ, - торопливо ответила Айла и сбежала.
Млада лишь головой укоризненно покачала:
- О чем ты не хочешь говорить мне, Айла? Почему Унгуру надо со мной расстаться?
***
Десять дней тянулись мучительно долго. Млада тревожилась из-за слов Айлы и отчужденности Унгура. Что же они скрывают от нее? Помешивая мясо в котелке, висящем над костром, она настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала стук копыт за спиной. А повернувшись, улыбнулась, и сердце запрыгало в груди от радости. Унгур едва успел соскочить с лошади, как Млада уже повисла у него на шее.
- Вернулись! - проворковала девушка, прижимаясь к груди нурийца.
Унгур приобняв одной рукой гибкий стан, поцеловал ее в макушку.
- Неужели меня так тепло встречают? И кто? Сама мирянка!
Млада было взглянула на мужчину с укором, да, увидев в его глазах нежность, уступила. Пусть подшучивает. Он только рядом стоит, а по телу уже тепло разливается.
- Отдыхай, - схватив коня под уздцы, повелела девушка, - я сама отведу в стойло.
Унгур кивнул, ласково провел рукой Младе по щеке и вошел в шатер. А немного погодя туда же, словно бабочка, влетела мирянка.
- Привязала? - спросил Унгур.
Млада закивала.
- Обтерла?
Девушка снова ответила кивком.
- Еды и воды оставила?
К кивку добавилась широкая улыбка.
- Молодец! - похвалил мужчина, обнял и наградил поцелуем. - Я соскучился!
- Я тоже! - млела мирянка в объятиях нурийца.
Стук о деревянную балку известил о приходе гостя. И в шатер тут же просунулась голова Чаалуна.
- Унгур, твой конь бегает по лагерю. Уже несколько шатров снес. Уйми его и побыстрее, пока до беды не дошло.
- Спасибо, Чаалун, - опешил от такой новости Унгур и устремился за соплеменником. Потянувшейся за ним Младе приказал: - Останься!
Не смея ослушаться, девушка осталась в шатре и усевшись напротив входа ждала пока не вернулся нуриец.
- Еле поймал. Что за Сайтан в него вселился? Млада, ты же сказала, что привязала, - не скрывал недовольства нуриец.
- Так и было, - спокойно подтвердила мирянка и поднялась. Вины за ней нет. Да и мужчину своего она не боялась, как другие наложницы.
- Значит, плохо привязала.
- Нет, Унгур, не в этом дело, - возразила девушка. - Это кто-то нарочно его выпустил, да еще и напугал.
- Кому это надо?
- Я не знаю.
- Просто ты сделала все безответственно, - упрекнул Унгур.
- Почему ты никогда мне не веришь? - Млада и голоса не повысила, а в шатре будто морозом дохнуло. - Я никогда тебе не жаловалась, а ведь кто-то мне пакостит. Сколько раз мне приходилось перестирывать белье, потому что оно было сорвано с веревки и разбросано по земле? А тот случай на ярмарке? А нежелание Чаалуна со мной сторговаться?
- Да кому нужно тебе вредить? Никто в лагере не бранится, ты же все время недовольна. Только с тобой и происходят напасти! Чудно, ей Богу. Повзрослей уже, Млада.
Нуриец отвернулся. Он не хотел ссоры, но пока наложница не станет более ответственной, так и будет придумывать себе несчастья. Это не первая перебранка. И все же, как ни старался мужчина сдержать раздражение, нежелание девушки признать вину лишь сильнее разжигало его. Млада, напротив, не чувствовала ничего, кроме пустоты. Сколько можно злиться и обижаться. Унгур не хочет замечать очевидного, не хочет верить ей. Пусть так и будет. Она тоже устала все время оправдываться. Мирянка не спеша подошла к нурийцу, прижалась челом к его спине и тихо попросила:
- Отпусти меня. Скажи, что отослал мою голову. Не могу я здесь больше...
Нуриец напрягся и шагнул вперед, Потеряв опору, Млада покачнулась. Но сдаваться не желала:
- ТЫ ненавидишь меня, в ЛАГЕРЕ ненавидят меня. Мне тяжело!
Унгур повернулся. В его глазах больше не было злости и раздражения. Ему отчаянно захотелось сжать в объятиях свою упрямицу.
- Я не ненавижу тебя. Я злюсь! Злюсь, потому что тебе приходиться трудно. Злюсь, что не могу оградить тебя от проблем. Злюсь, что не смотря ни на что, не могу отпустить.