Привет, Маруся!

Утром, сходив на завтрак, я начала в спешке собираться в Пушкин, где мы всей группой намеревались посетить Царскосельский лицей. В это время совсем некстати позвонил Стас и сказал, что стоит под моими окнами и ждет, когда я провожу его в царские хоромы. Через пять минут он, бледный и очень уставший, находился в моей комнате, и мы снова, не говоря ни слова, оказались в объятиях друг друга, как днем раньше в его общежитии.

– А может, не поедешь? – уговаривал меня Стас. – Проведем хотя бы день вместе.

– Проведем вместе вечер, и четверг тоже в нашем расположении, обещаю.

– А нас из Рая не выгонят?

Я засмеялась:

– Мы же не в общежитии. Вернусь в три часа, а ты в это время поспишь, ведь целые сутки разъезжал на своей скорой. Захочешь есть – в холодильнике колбаса, сыр и соки. Пользуйся.

– Договорились, закрой меня, чтобы не пришлось прыгать с третьего этажа без парашюта: лестницы здесь нет, а такие попугаи, как я, не летают, – вспомнил он, что так его в злые минуты называла Маруся. – И конец нашей лебединой песни. Конечно, лебедь ты, а я так, погулять вышел, смешной, болтливый, волнистый попугайчик.

Я счастливо засмеялась:

– Какой же я лебедь? Так, всего-то жар-птица. Создание, которое периодически превращают в курицу, если верить одной талантливой поэтессе. * Будь по-твоему, закрою, чтобы не было соблазна сбежать, то есть улететь.

Мне было радостно от сознания того, что в этой комнате, на этой кровати, будет спать он – любовь всей моей жизни. Закрывая дверь комнаты, я услышала:

– Помоги-те! Свободу волнистым попугаям!

– Посидишь в клетке, блудный попугай, – прошептала я, – целее будешь и перья не растеряешь.

Решив на ресепшене вопрос относительно Кутусова, я со спокойной душой отправилась к экскурсионному автобусу. Мы вернулись немного позже, чем предполагалось, почти в пять часов вечера. Когда я была в дороге, позвонила Саша, предложив встретиться. Я объяснила, что нахожусь в Пушкине и вряд ли сегодня смогу с ней увидеться – очень устала. Это не было ложью. Но и абсолютной правдой тоже нельзя было назвать.  

– Ты сегодня какая-то загадочная. Юный Пушкин посвятил тебе свое стихотворение? – проворчала Саша.

Ну, подруга, зрит в корень. Это я про загадочность.

– Я под впечатлением от экскурсии в Царское Село, поэтому кажусь такой странной. Пушкин виноват.

– Ладно, – хрипло рассмеялась Сашка, – отдыхай, впечатлительная ты наша. Ложись спать пораньше.

«Это как получится», – решила я.  

– Попугай, открывай, жар-птица прилетела, – крикнула я, распахивая дверь. – О, смотрю, глаза горят, ирокез из перьев блестит. Часы, проведенные в клетке, благотворно на тебя подействовали.

– Я тебя ждал, если бы ты знала, как я тебя ждал, – подперев голову рукой и глядя мне прямо в глаза, сказал Кутусов. – Ты даже во сне мне снилась.

– Это к деньгам, Кутузов. Быть тебе не князем, а почтенным нефтяным шейхом.

– Уже себя им ощущаю, когда рядом шахиня Маруся.

Стас подошел близко-близко и обнял меня. Кровь бросилась к лицу, все во мне затрепетало, дыхание участилось. Он приблизил свои губы к моим и поцеловал. Сначала его поцелуи были легкими, нежными, а потом стали более требовательными, настойчивыми, жадными, сносящими голову. Стас покрывал раскаленными поцелуями лицо и шею. Все мое тело до боли ощущало прикосновение его губ и рук. Он притянул меня к себе еще ближе, и горячо зашептал:

– Если бы ты знала, Стаська, как сильно я тебя люблю.

– Тоже очень люблю, и никто мне не нужен: ни шейх, ни граф и не султан, хочу князя, – хрипло отвечала я, мысленно вернувшись к нашему последнему разговору с Валерой, а потом исчез и Голубев вместе со всеми нынешними проблемами и невзгодами.  

Я плохо помнила, что было дальше, ощущала только горячие ладони Стаса, его сухие, потрескавшиеся губы и слышала нежный, торопливый шепот:

– Люблю, люблю, люблю. Не могу больше ждать и не хочу.

***

Я так давно уже не сидела – вот так, чтобы голова была освобождена от дум, руки от дел. Просто сидела возле любимого человека, просто молчала и уже от этого получала удовольствие. На подушку упал солнечный луч каплей горящего золота и разбудил любовь всей моей жизни, а в прошлом непримиримого врага Кутузова.

– Пойдем на Поцелуев мост, – предложил Стас, едва проснувшись.

– А зачем? – сделала я самое наивное выражение лица.

– Прыгать с тарзанки, – сказал он и рассмеялся: – Целоваться, конечно. Завтра у меня снова дежурство, а послезавтра ты уезжаешь, то есть сегодня мы последний день вместе. Считается, что влюблённые, поцеловавшиеся на мосту, непременно будут счастливы. И мера этого счастья будет зависеть от того, как долго продлится их поцелуй.

Я вдруг вспомнила: в прошлом году Его Сиятельство, когда был в образе князя, писал мне, что мечтает встретиться со мной в Санкт-Петербурге, где-нибудь у Поцелуева моста.

– Ладно, уговорил, – я поднялась с кровати и начала собираться, – но сначала завтрак.

Мы уже час стояли на Поцелуевом мосту и с упоением лобзались, иногда поглядывая на таких же оголтелых романтиков, находящихся  рядом.

– Ну, что, теперь точно нам улыбнется счастье?  

Стас выдохнул, не дослушав:

– Нет. Нужно еще добавить, чтобы уже наверняка закрепить результат.

У меня уже болели губы, которые были похожи на два опухших вареника. Поцеловав меня снова, Стас хмыкнул:

– Ты – что-то невообразимое, моя горячая Маруся.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Ты тоже. Скажи, у тебя ведь был кто-то до меня?

– Нууу… хм. Сегодня? – решил побалагурить Кутусов.

– Отвечай на вопрос.

Стас, постояв минуту в полном молчании, коротко ответил:

– Да. Но это не имеет значения, все осталось прошлом.

– Почему?

– Потому что люблю тебя, – сказал и тут же поправил себя: – Всегда любил.

Я вдруг вспомнила триумфальное шествие Лазаревского по спортивному залу в день его победы на каких-то соревнованиях и умильную блондинистую прелесть, подскочившую к своему недавнему возлюбленному с напоминанием об их страстном романе.

– А эта девушка знает, что ты уже не с ней?

– Знает, – нахмурился Стас.

– А кто она? Чем занимается?

– Студентка, учится в медицинском, – безразлично ответил он.

– Терзают меня смутные сомнения, что Сашка в тебя влюблена.

– Серьезно? Не знаю, не замечал, вряд ли, – хмуро проговорил он и быстро сменил тему, – скажи, ты подумала над моим предложением перевестись сюда? Я узнал: это реально, но сложность в том, что придется сдать академическую разницу в два предмета. Обещаю помочь, я отличный репетитор, да ты и сама умная, куда умнее меня.

– Не прибедняйся. Это ты талантлив: и на гитаре играешь, и альпинизмом занимаешься, баскетболом, авиамоделизмом.

– Это потому что дома из-за отчимов не сиделось, вот и осваивал смежные дисциплины, – засмеялся Стас. – Так каким будет твой положительный ответ?

– Я согласна, тем более что пообещали общежитие. Съезжу домой, поговорю с папой, соберу справки, другие документы и вернусь. Все равно я там никому не нужна. А ты меня дождешься? Не заведешь роман за это время?

– Нет. Обещаю. Не заведу роман и не женюсь. Если только на тебе. Ну что, в отель? А то холодно, так хочется под одеялко.

 – Врунишка. С утра уже такая духота, – я вытерла со лба выступивший пот, будто не понимая его намека немедленно заняться в номере чем-то более интересным, чем просто поцелуи, и сменила тему. – Чтобы такое: практичное и памятное – купить в подарок молодым? Завтра у папы свадьба.

– Купи им пуд соли. И практично, и память до конца жизни. Инесса оценит.

И снова мы весь день провели в отеле, не отпуская друг друга ни на минуту. О чем мы только не разговаривали: вспоминали прошлое, строили планы, размышляли о жизни. Кажется, я только тогда задышала полной грудью, когда оказалась рядом со Стасом. Как легко мы общались, как много разговаривали! И шутили друг над другом, но все это выглядело естественно и не обидно. Нам было уютно вдвоем, тепло и радостно. Совсем не хотелось, чтобы кто-то еще вторгся в наше пространство. Утром, уходя на суточное дежурство, Стас поцеловал меня и сказал, что обещает приехать в аэропорт. Правдами и неправдами отпросится у начальства, в крайнем случае, угонит машину реанимации, но пред вылетом все же успеет помахать мне ручкой.