Вредина под елкой
— Ты, кстати, зря отказалась от блёсток. Бразильской сейчас никого не удивишь, а вот розовую кошечку или пальму из стразиков твой Глебушка бы оценил, — нагло хохочет Марианна.
— Спасибо! Может себе сделаешь? Владик оценит. А если серьезно, намекните вы своему мастеру, что стразы на причинном месте – пережиток прошлого. Даже для Пересвета!
— Смейся-смейся, но ей слова лишнего сказать нельзя. Эта золотая курочка – родственница хозяйки, — шепчет девушка и добавляет уже громче: — Может еще поярче сделаем тон? Совсем своему мажорику башню снесешь.
— Нет! — нервно вскрикиваю. — Давай оставим как есть. Я вчера и так от Артёма еле отбилась…
До сих пор неловко вспоминаю наш поцелуй. Правда с совестью мы договорились – не виновата я, что в Лондоне принято распускать языки и запихивать их куда не следует.
В любом случае Глебасику со мной повезло: и девушка я верная, и секс дважды в день – вечером и утром.
— Ты дура или прикидываешься?! — возмущается Марианна.
Да, Глебу со мной повезло, правда один грешок всё же имеется... Ну с кем-то же я должна была поделиться! Не расскахывать же Насте, что меня засосал левый мужик за спиной ее брата? Такой себе инфоповод будет.
— Взрослый мужик принял твоё приглашение на «кофе», чтобы попить кофе?! Думаешь он об этом думал когда соглашался? — ухмыляется она. — Робуста у тебя или арабика, а не о том, что вы начнёте в коридоре трахаться или всё же до спальни дойдёте?
— Не на кофе, а на какао! — рявкаю.
— Да хоть на борщ с гренками! Ты красивая баба, сексуальная. Он тебя ещё на приёме глазами трахал. Кстати, где такое платье откопала? Если стоит не как крыло от самолёта, я бы что-то наподобие купила.
— Ерунду говоришь, Мариан. Я не давала ему повода. И потом Артём из Лондона, наши семьи вроде как дружат.
— Ну да-а. Хоть из Лондона, хоть из Папуа-Новой Гвинее! Трахаться он от этого хочет не меньше, поверь мне. Тем более, что ты задела его самолюбие.
— Чем это?
— Раздраконила и сбежала с Глеба-асиком, — весело тянет засранка.
Блин, а я так надеялась, что никто наш совместный уход не спалил. В конце концов это просто доводы Марианны, и она ошибается.
Однако с Бибером всё же придется поговорить. Девушка права в одном – я его использовала в своих целях, дав ложную надежду и возможно, намеки. Не хочется быть стервочкой.
* * * * *
— Меня здесь нет! Секретничайте спокойно, мальчики, — воркую я, проходя мимо кучкующихся мужчин, которые молниеносно замолкают, стоило мне войти.
Раздражают уже, ей богу. Можно подумать, что обсуждают такие тайны бытия, что нам простым смертным полагается мгновенное самосожжение за подслушивание.
— Да мы и не секретничали, — скалится Глебасик и прилюдно засасывает мои губы.
Нет, ну если его не смущает скривившееся лицо моего отца, то и я краснеть не собираюсь.
— Мелкая, знакомый типчик? — Влад коротко клюет мою щеку перед тем, как ткнуть в нос распечатанную фотографию смутно знакомого парня.
— Блин, я его точно знаю. Но хоть ты тресни, не могу вспомнить, где видела. Ай! — друг реально хлопает указательным пальцем об мой лоб. Вот бессмертный, говнюк.
— Твоя Ба-ла-ба-но-ва, — тянет по слогам. — Встречалась с ним.
— Значит встречалась. У Кати обширный список бывших. Кого только среди них нет.
— Давно они расстались?
— Я не копаюсь в чужом грязном белье, Глеб. Он как-то замешан? Откуда у вас его фотка, да еще и распечатанная? — теперь моя очередь вести допрос.
Все трое молчат, словно вступили в тайный сговор. И пока я всерьез раздумываю над отменой персонального моратория на пытки, из ангара слышится знакомый громкий лай.
— Это что – Ден?! Он передовик? — Николай стоит рядом с моим мальчиком, поэтому я несусь к ним сломя голову.
Собачий лай оглушает какофонией звуков, но мне всё равно. Поверить не могу что связка начинается с Денду и Оргу.
— Николай? — шепчу севшим голосом и чувствую папино успокаивающее прикосновение. — Вы уверенны?
— Алёна, мы решили рискнуть, — улыбается каюр, ероша собачьи затылки. — У них контакт не хуже, чем с Нери. А родная кровь, сама знаешь – не вода. Ден дурачился, потому что рядом с тобой – защитник, друг, оберег, меховая грелка, в конце концов.
— Если мы проиграем, небеса не разверзнутся, дочь, — Дмитрий Дзержинский добродушно улыбается. — Не всё же ему крошки по кроватям раскидывать.
— Он же слышит плохо и помните, одна лапка была кривая. Как так-то?
На мое бормотание мужчины не обращают никакого внимания. Спокойно пристегивают постромки, с точностью выверяют центральную линию.
— Вот я и хочу попробовать их в связке. И если ты не перестанешь нервничать, то есть шанс на успех, — ворчит каюр.
Меня трусит от того, что Ден побежит на такой скорости, да и вообще – он никогда не видел тренировок. Это такой риск…
И вот когда цуговая упряжка полностью запряжена, Николай встает на нарты, а ребята в ожидании поскуливают и виляют хвостами, пространство оглашается звуком подготовки к старту. Однако вместо того, чтобы бы замолчать и побежать – они лают. Громко и многоголосно.
Денду лает в ответ и рычит. Секунда – ничего не происходит и меня начинает трясти ещё больше. Упряжка замолкает кроме одного – Татэ*.
«Не приняли. Не видят вожака», — пролетает панически.
Тёплая ладонь касается моей ледышки, а затылок согревает теплом чужого дыхания. Глеб прижимается со спины, перехватывая за талию. Греет, забирает мою нервозность.
— Татэ – это «коренной», — шепчу ему. — Это самые сильные собаки в упряжке, которые несут колоссальную нагрузку. А маламут еще и характером – очень вредный…
— Странно, что ты его себе не взяла. Две вредины – подружились бы, — ухмыляется Глеб и получает тычок в бок.
За нашей перепалкой я не заметила, как ребятам удалось договориться и когда Окуоллай кричит громкое «Вперед!» нервно дергаюсь и радостно выдыхаю, наблюдая как вся упряжка ровно бежит, не сбиваясь с темпа.
* Татэ («шило» с нганасанского – очень настойчивый).