Проклятие Мелюзины
Глава 7
— Мне нужны деньги, Ракс, — твёрдо заявила Шерилин.
Она стояла у входа в его кабинет, но нельзя было сказать, будто миссис Малфой нуждается в деньгах: модный алый костюм подчёркивал точёную фигуру, а волна тёмных волос, на которых угнездилась изящная шляпка, зачёсана набок.
Абраксас оторвался от доходных смет и позабыл о сигарете, тлеющей между пальцев.
«До чего же хороша... расцветает с каждым днём…»
— На какие расходы? Платья? Сумочки? Шляпки?
— Нужно оплатить лечение моей тёти.
— Ну так возьми... — Ракс пожал плечами. — Сколько тебе нужно?
— Мне нужны мои деньги. Я хочу заявить право на наследство Ланкастеров.
— Его уже потрошат, малышка, — пробормотал он, раздавив наконец сигарету в пепельнице. — Я слышал, младшая сестрица старика Ланкастера вместе со своими детьми уже обчистила дом. Пока суд да дело, тебе достанутся одни стены. И те ветхие.
— Ты не понял, дорогой, — с нажимом произнесла Шерилин. — Мне нужно всё, абсолютно всё, что мне причитается как наследнице. И ты выбьешь мою долю из этих стервятников, неважно какой ценой. Если, конечно, желаешь получить кое-что сладкое в подарок.
Ракс посмотрел на неё так, будто увидел впервые, и не узнавал. Она изменилась.
«Нет, точнее: я сам изменил её».
— Услуга за услугу, да?
Шерилин обворожительно улыбнулась и вышла из его кабинета, оставив после себя лёгкий шлейф дразнящих духов.
«Знает, что делает, вот ведь ведьма... знает, как свести меня с ума...»
— Я отправлюсь с тобой к твоей тётке! — крикнул он вслед.
* * *
В тот декабрьский день было пасмурно и сыро. Сырая тяжёлая пелена зависла над южным Уилтширом, как громадная москитная сетка, пропитанная туманом. К обеду ветер нагнал чёрных туч с запада, и они висели на горизонте смятыми наволочками, будто чего-то дожидаясь. Когда первый порыв швырнул в раму пригоршню мокрого снега, а над крышей со скрипом завертелся флюгер, Шерилин поняла: буря их не минует. И в прямом, и в переносном смысле. Пора расставить все точки над «i».
Она дождалась, когда Ракс вернётся из офиса. Они поужинали втроём под злые завывания ветра за окнами и извечные нотации свекрови. Шерилин видела, что муж сегодня не в духе, но всё же последовала за ним в кабинет. Медленно подошла, глядя, как он наполняет бокал тёмным алкоголем, и тихо попросила:
— Расскажи мне про Филиппа. Ты обещал.
— Не сегодня, Шери, — угрюмо ответил он, пригубив бренди. — Сегодня у меня был паршивый день. Эти кретины из «Охраны магической природы» воспользовались правом вето. И теперь поставщики сидят в пустых конторах и не могут продать мне ирландский лес для мётел.
— Заключи договор с европейцами, — пожала плечами Шерилин. — Я слышала, там лес дешевле, а качество не хуже. Так что насчёт Филиппа?
— Я сказал, не сегодня.
— Так, может, мне самой поговорить с ним?
Ракс с досадой глянул на неё, отодвинув бокал так, что бренди выплеснулось на полированную столешницу. Со вздохом пощёлкал пальцами, вызывая домовика. И когда Пэгг с поклоном появилась, бросил:
— Принеси Омут памяти. Живо!
Пэгг быстро обернулась, выполнив поручение, и бережно поставила на стол каменную чашу. И с низким поклоном исчезла.
Малфой доставал воспоминание из виска неохотно, будто признание в преступлении. Белый сгусток тумана опустился на поверхность Омута и закружился спиралью. Шерилин склонилась над чашей и перед тем, как погрузиться в него, услышала:
— Смотри, не пожалей...
Воспоминание было мутным и дёрганым, поэтому Шерилин не сразу поняла, что Ракс тогда выпил. Лицо Филиппа мелькало перед ней, и пришлось отойти в сторону, чтобы увидеть, как Малфой жестоко бьёт его очередным заклинанием. А Филипп, который запросто мог уделать на дуэли кого угодно, лежал на брусчатке и корчился от боли.
— Говори, Касмински... было у вас с ней или нет?!
Филипп поднялся и утёр рукавом разбитый нос.
— Было, Малфой! — он улыбнулся окровавленными губами и сплюнул. — И будет ещё не раз! Она меня любит!
Ракс в ярости замахнулся, и Филипп весь сжался, вместо того, чтобы ответить. Но удара очередным заклинанием так и не последовало.
— У меня к тебе предложение, Касмински. — ледяной тон Малфоя заставил сердце Шериоин сжаться. — Я знаю, у тебя мать больна. Слышал, она скоро умрёт. Магглы не умеют лечить как следует.
Филипп оскалился и нацелил на него палочку.
— Захлопни пасть, Малфой! Не смей ни слова говорить о моей матери!
— Так вот, — как ни в чём ни бывало продолжил Ракс, — я продам тебе кровь единорога. В обмен на Шерилин. Твоя мать исцелится. И никто ни о чём никогда не узнает.
Филипп оторопел. Он хлопал глазами, не веря своим ушам.
— Это какая-то афера, Малфой! За кровь единорога можно и в Азкабан загреметь!
— Значит, тебя больше беспокоит Азкабан, чем Шерилин? — усмехнулся Ракс. — Это всё упрощает. Я достану тебе кровь. Ты дашь её своей матери. А взамен расстанешься с Шерилин. Навсегда. И никогда больше не подойдёшь к ней. Не заговоришь. И никогда она не узнает об этом от тебя. И никто не узнает об этом разговоре. Подумай хорошенько, Касмински. Что скажешь?
Филипп опустил голову, глядя в никуда. Его губы шептали что-то, и Шерилин надеялась, что это хотя бы слова прощания с ней.
— Ну так что, Касмински? Я слышал, ей совсем худо, и если...
— Заткнись! — проорал Филипп. Его трясло от злости. — Будь ты проклят, Малфой! Я согласен... только знай: она тебя никогда не будет любить, как меня!
— Ну это мы ещё посмотрим...
Шерилин вылетела из воспоминания так стремительно, что на пару мгновений потеряла ориентацию в пространстве. А когда взгляд сфокусировался на Раксе, она выпрямилась и влепила ему звонкую пощёчину. А потом ещё одну.
— Скотина! — прошипела Шерилин. — Ты думаешь, я какая-то вещь, которую можно купить?!
Ракс удержал её руку, избежав третьей пощёчины, и отчётливо проговорил, глядя в глаза:
— Это был честный обмен. Твой Филипп выбрал мать, а не тебя. А я выбрал тебя.
— Ты! — ярилась, вырываясь, Шерилин. — Ты меня у него выторговал!
— И показал тебе истинное лицо этого жалкого Касмински. Он никогда не любил тебя. И ты знаешь это.
— Да что ты знаешь о любви?! — из её глаз брызнули слёзы. — Ты его шантажировал!
— Достаточно, — отрезал Малфой. — Я знаю об этом достаточно. Я спас тебя от будущего предательства Касмински. Раз он предал тебя однажды, то предал бы и потом.
Он отпустил её, и Шерилин разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Больно было от слов мужа, потому что он говорил правду: Филипп предал её, обменял на жизнь матери. И тогда, два года назад не сказал о её смертельной болезни ни слова.
«Неужели настолько не доверял? Или уже не верил в то, что она выживет? Но как винить его в этом?»