Баллада о граблях.

Новобрачные не сумели выехать из гостеприимной Перонны ни в то утро или на следующее, ни через день – Дидье буквально не просыхал! С самого ранья тетка будила молодожена стаканом вина с просьбой поскорее спуститься вниз, к очередным гостям: кажется, у них перебывал весь город вместе со всеми окрестными деревеньками – поздравить заезжего племянника с неожиданным и почти сказочным спасением. К вечеру парня, пьяного до изумления, сваливали молодой жене на кровать, чтобы утром напоить по-новой. Хорошо, что подаренные свадебными гостями деньги Анна отобрала сразу, иначе, на что они добрались бы до Орлеана, не говоря уже о дальнейшем путешествии.

Когда у девушки, дошедшей до озверения, лопнуло всякое терпение, она с чувством расцеловалась с проливавшей слезы теткой, сообщив, что намерена познакомить мужа теперь уже со своей родней. Молодая жена надежно спрятала среди вещей деньги на дорогу, добавила свидетельство о браке к своим документам в выклянченный у тетки мужа потертый кожаный футляр и погрузила на лошадь сомлевшего от возлияний Дидье, примотав к себе длинным шарфом, чтоб не свалился по дороге. Едва ли не шагом она выехала из города, раскланиваясь и посылая воздушные поцелуи встреченным по дороге знакомым пероннцам. Парень дремал позади, почти навалившись на нее и уткнувшись в плечо. По дороге Анне пару раз казалось, что слышала стук копыт сзади, но никто не обгонял, да и встречных не было. К вечеру они проехали не так много, остановившись на ночлег в придорожной деревушке, в пустом амбаре на окраине. Привязав лошадь, и кое-как стащив с седла так ни не проснувшегося Дидье, Анна устроила его на куче соломы, разместила рядом их вещи и вышла к колодцу.

Чья-то мужская рука крепко зажала рот, перекрывая воздух. Она попыталась закричать, забилась в крепких чужих руках и, теряя сознание, почувствовала, что ее куда-то несут, прочь от амбара. Пришла в себя в лесу, возле разложенного костерка, и ахнула, узнав стоящего перед ней мужчину. Ее потрясенный мозг даже про себя не давал назвать брата отца Жюля по имени – только лилльский палач! Да, Гедеон, собственно, им и теперь был, только им!

Узнав, что брата отправят в Лилль, к месту сбора осужденных перед отправкой в Кале на галеры, только через неделю - после очередного суда над одним бедолагой, мэтр Дюпон выразил желание поспособствовать в поимке беглянки, чем слегка повеселил главу бетюнской полиции. Лейтенант смерил Гедеона взглядом, с ног до головы, усмехнулся и спросил:

- Так понравилась?

– То, что не удастся узнать полицейским, не суметь скрыть от палача.

- Ну, позабавься, кто узнает? Живой только до Лилля довези.

Мэтр Дюпон, стиснув зубы, что обозначились желваки, молча, кивнул, получив в свое распоряжение достаточное для своих дел время.

В Лансе он нашел сына начальника тюрьмы, предварительно уточнив, что тот был единственным, кто общался с монахиней во время ее пребывания в каталажке. Попросив осмотреть камеру, откуда девка сбежала, палач, не говоря ни слова, предъявил парню платочек, с вышитыми инициалами беглянки. Парень ушел в несознанку, поведав, что в платок были завернуты деньги, отобранные у монашки при аресте. Монеты, как водится, пошли на ее прокорм, платок вернули девушке, а как сопливчик попал в Аррас – он и знать не знает. Сын тюремщика держался стойко – до первого удара в живот. Со второго поведал про монашкино признание в краже, соблазнение и подкуп, с третьего – про попытку подставить незнакомого лилльца, свалив на него побег девушки: арестуют ее земляка, платочек найдут, что тут подумать? С третьего – предал друга Дидье с потрохами. Четвертого не понадобилось, молодчик выдал все: про соседний Салломин, баломскую родню и Орлеан, где хранится краденое.

Переступив через скорчившегося на полу, в слезах и соплях, пособника беглянки, Гедеон к утру был в Баломе, а через час с небольшим - в Перонне. Известие о свадьбе приговоренного к повешению с Анной-Шарлоттой из Салломина палача не удивило - свое мнение о ней он уже составил, его оставалось только донести, что в многолюдной праздничной Перонне не предоставлялось возможным.

Еще два долгих дня он ждал, сняв убогую комнатушку неподалеку от дома тетки молодого мужа беглой монашки, не отходя от окна и не показываясь на улицу. Утром третьего дня ожидания мэтр Дюпон увидел выезд счастливого семейства и, опрометью кинувшись к лошади, пустился следом, не приближаясь близко.

 К вечеру, догадавшись, что молодожены собираются остановиться в первой попавшейся на глаза деревеньке, Гедеон спрятался за деревьями, близко подступившими к окраине, разложил небольшой костер, в который сунул свое лучшее клеймо и принялся ждать. Долго не пришлось: мерзавка сама вышла из амбара к колодцу. Через несколько мгновений эта тварь была у Гедеона в руках. Утихомирил, нанеся пару ударов, куда пришлось. Еще несколько минут, и оцепеневшая от боли и ужаса осужденная оказалась у места исполнения вынесенного братом отца Жюля приговора. Палач кинул девку на землю, лицом вниз, едва не головой в огонь, впечатывая ее не успевший издать ни единого звука рот в мокрую землю, наступил коленом на спину, сдернул рубашку с ее плеча и потянулся к костру. Выхватил раскаленное королевское клеймо и впечатал его подлой гадине в левую лопатку.

От нестерпимой, за гранью всяких человеческих сил боли девушка провалилась в беспамятство, и очнулась почти под утро, возле уже догорающего костерка. Верх левой части спины – ближе к плечу, горел так, что она едва не потеряла сознание еще раз. Было привстала, попытавшись выплюнуть землю из пересохшего рта, но упала опять. Прямо перед ней на земле стояла почти полная склянка с какой-то мазью, прикрытая ее платочком. Она уловила запах трав, меда, льняного масла и жареного лука. Рядом со склянкой валялся раздавленный ридер. Скривив шею, попыталась заглянуть себе за спину, и едва не потеряла сознание от лютой боли. Закусила губу, попыталась повторить тот же маневр, только еще медленнее и осторожней. Опять ничего не вышло. Стиснув зубы, переждала самый острый приступ болевых ощущений. Поднялась: сначала на четвереньки, потом, держась правой рукой за ствол деревца – на колени. Медленно повернула голову. Чуть развернула левое плечо. Не удержала стон: боль была просто невероятной! До полной темноты в глазах! Сделала несколько вдохов и выдохов, и по чуть-чуть, с перерывами на отдых, отвела голову налево, одновременно поднимая правый локоть. Опустила глаза: на лопатке, ближе к плечу – ярко-пунцовый след, уходящий вниз. Без зеркала площадь ожога не оценить. Клеймо?! А чего еще ожидать от палача? За что он со мной так? Почему? Этот конченый придурок не мог отомстить за брата – отец Жюль уже должен доехать до Буржа и принять приход в Витри. И он - ни при каком раскладе, ничего не мог украсть! Стало быть, и осудить его никто не мог! Это на меня свалили вину за кражу в Тамплемаре, знать бы, кто настоящий вор! Свидетельство племянницы эшевена не помогло? Велели не вмешиваться? Невиновную осудили заочно, приговорив к клеймению? Палача послали найти и привести приговор в исполнение?

Девушку бил озноб, мешая собрать метущиеся мысли. Все, о чем она мечтала все эти годы, оказалось погубленным рукой брата отца Жюля. Среди мешанины и хаоса, выцепилось главное: надо ли теперь стремиться в Витри? Как показаться на глаза графу заклейменной?

Анна первый раз в жизни помянула Господа Бога, и, если б сумела – заплакала, но глаза были сухими, каждый вздох давался с усилием, и отчаянно щемило сердце. Дала себе передышку, ненадолго прикрыв веки. Восстановила дыхание, облизнула пересохшие губы и ощутила, как внутри всего ее существа разгорается дотоле не испытываемая ярость. Я не позволю сломать себе жизнь, вот так, ни за что. Заживет ли ожог до свадьбы с графом до такой степени, что я смогу спрятать его под рубашкой? Неужели Оливье когда-нибудь увидит на мне эту отметину? Есть ли возможность ее свести, замаскировать, изничтожить? Не может быть, чтобы выдумка автора авантюрного романа претворилась в жизнь! Так не бывает! Да потому, что я, хоть режьте, не поеду ни на какую охоту. А граф будет любить меня больше, чем тот, придуманный Дюма! И не поднимет на меня руку! Ни за что и никогда! Анна перевела взгляд на склянку с мазью – этот дебил оставил лекарство от ожогов? Дотянулась до снадобья. Не озаботилась останками ридера. Опираясь на деревце и перехватывая рукой по стволу, поднялась с колен. Скривясь на левый бок, огляделась. Сделала шаг. Изогнулась еще больше и потихоньку побрела в сторону деревни.