Детка, я твой!

— Мне сколько раз повторять, Сойер? Товар — высший сорт. Не нравится, я его старику Барни толкну, меньше мороки, — низкий, будто простуженный мужской голос звучал вызывающе и нагло.

Принадлежал он высокому, плечистому парню, что стоял ко мне вполоборота. Лицо его скрывала натянутая до самых глаз бейсболка, и видно было только бритый затылок.

Грубые ботинки, мятые джинсы и видавшая лучшие дни серая футболка подчеркивали рельефное тело, но не облегали его, как у тех трех шкафоподобных мордоворотов, что стояли напротив и скалились ему в ответ так, что у меня от страха сердце заходилось. А этому хоть бы что.

Слабоумие и отвага в действие.

Рядом с такими я бы застыла, как полевая мышка, и лишний раз рот не открывала, боясь быть съеденной на месте. Впрочем, я и так не открывала.

Спрятавшись за угол и наблюдая за этими гопниками, я раздумывала, позвонить ли в полицию сейчас и нажаловаться на вконец обнаглевших преступников, что занимаются своими грязными делишками рядом с заведением моего старшего братца, или вернуться в клуб и уже там воспользоваться телефоном?

О том, чтобы по-тихому свинтить домой и забыть обо всем тут увиденном и услышанном и речи быть не могло. Все же я дочь своего отца, а он у меня, без малого, шеф департамента полиции Оттавы, и учил своих детей уважать закон!

— Не зарывайся, псина, нам его еще проверить надо, а то подсунешь дрянь и исчезнешь с деньжатами. Ищи потом ветра в поле, — ответил наглецу самый страшный из мордоворотов, — я, конечно, найду. Но сам понимаешь, лишние телодвижения…

Он протянул ладонь, на которую тут же упал небольшой прозрачный пакетик с подозрительным содержимым.

— Ванкуверские ведьмы дрянь не варят, Сойер. Пробуй, мне не жалко, — хмыкнул в ответ парень и замолчал, ожидая вердикта.

Судя по тому, как быстро тут все происходит, я еще до барной стойки дойти не успею, как эти отморозки рассосутся в ночи, а приехавшие на вызов полицейские меня потом на смех поднимут. Так что, если звонить, то сейчас.

Потянувшись к застежке рюкзачка, на дне которого покоился телефон, я не рассчитала степень своего волнения и, сильно дернув молнию, выпустила его из рук. Звук падения был приглушен проехавшим неподалеку байком, поэтому испугаться я не успела. Склонилась над сумкой, взяла ее в руки… а вот полностью разогнуться не смогла.

Взгляд уперся в бочкообразный торс того самого Сойера, на чьей мерзкой морде, при виде моего ошеломленного лица, начала медленно расползаться пугающая до дрожи в коленях, похотливая улыбка. Вблизи он выглядел еще ужаснее: с тэту на половину лысого черепа, огромным лбом, мелкими глазками и серой, нездоровой кожей.

Вышла проветриться на свежий воздух, называется. И что теперь делать?

«Притворяться недалекой блондинкой», — подсказал не отличающуюся оригинальностью идею мой сжавшийся в горошину мозг.

— Мальчики! Как дела? — выдавила я самую жалкую из всех возможных улыбок, — я искала своего парня и потерялась немного. Не подскажите, где тут вход в клуб?

Давящая тишина продлилась ровно столько, сколько хватило трем здоровенным амбалам хорошенько пройтись по мне голодными взглядами, оценив лицо, длинные, спускающиеся до попы светлые локоны, едва прикрытую шелковым черным топом, небольшую грудь, облегающую бедра короткую красную юбку и голые ножки, заканчивающиеся дорогими босоножками на десятисантиметровом каблуке.

— Сойер, гляди какая сучка, — впервые подал голос один из дружков мордоворота, которого я мысленно окрестила мордоворотом номер два, — можно мне ей… помочь?

И так облизнулся, сволочь проклятая, что сразу стало ясно, никакой «помощью» тут и не пахнет. Доведет до ближайших кустов и покажет «небо в алмазах».

— Почему это тебе, Олле? — проснулся мордоворот номер три, — я тоже хочу.

— В очередь, Стив, я первый предложил, — мужчины с надеждами во взглядах уставились на своего главаря, но тот не торопился с ответом, продолжая сверлить меня своими глазками-бусинками, и медленно пожевывать нижнюю губу.

Впору было плюнуть на все и начать звать на помощь, а у меня как язык онемел. Да и толку? Снаружи ни души, а в самом клубе музыка бьет по голове так, что сам себя не услышишь, не то что визги с улицы.

Я уже мысленно попрощалась со всеми имеющимися у меня родственниками, как вдруг из-за спин трех уродов раздался знакомый хриплый голос.

— Слюни подотрите, парни, это моя телка. И искала она меня. Правда, сладенькая?

— Сойер и его приятели дружно обернулись на стоящего позади дерзкого барыгу.

Бейсболку парень успел снять, и свет фонаря осветил его покрытую ежиком темных волос голову. Лицо можно было бы назвать красивым, если бы не недельная щетина, острый взгляд глубоко посаженных желтых глаз, и циничная усмешка, маскирующая необъяснимую злость, которую я ощущала каждой клеточкой своего тела.

Гребаный оборотень. Только этого мне не хватало.

Я уже собралась было послать нахала куда подальше, но внутренний голос, у которого мозгов было чуточку больше, резко приказал заткнуться и кивнуть.

— Твоя, говоришь? Дорогие шмотки, кукольное личико… — медленно произнес Сойер, а затем наклонился ко мне и шумно вдохнул, — подзаборная шавка утверждает, что трахает чистокровную пиявочку? Ты, конечно, смазливый ублюдок, но сказки будешь рассказывать своим шмарам, а не мне. Вампиры никогда не отдадут свое сокровище жалкому псу.

И даже не поспоришь. Папочка за меня любому увальню яйца на голову натянет. А посягни на его младшую дочь не дружащий с законом оборотень — и вовсе со свету сживет.

— А кто сказал, что я их спрашивал? — парень приблизился к нам, оттолкнул плечами мордоворотов под номером два и три, схватил меня за руку и рванул на себя, впечатывая в твердую грудь. Ноздрей коснулся запах сигарет, горячего мужского тела и мускуса, — ну же, детка, скажи им, кому ты принадлежишь.

Одна его рука легла мне на горло, не давая отвернуться и отвести взгляд от стоящих передо мной головорезов, следивших за каждым движением оборотня. А вторая… вторая, самым наглым образом, прошлась по моей груди, задев чувствительный сосок и, заставив меня вздрогнуть, затем скользнула по впалому животу, ушла за спину, собственническим жестом накрыла ягодицу и сжала ее.

Голова закружилась, как после бокала разбавленной чем-то крепким второй отрицательной. Жар его ладони ощущался так интенсивно, словно и не было никакой юбки. Я бы и рада отшатнуться, но какой там? Меня держали железной хваткой, вырваться из которой не представлялось возможным.

С другой стороны, начни я сейчас вырываться, его приятели поймут, что парень врет, и тогда меня ждет участь пострашнее «волчьей сучки».

— Я не слышу, детка. Так кому ты принадлежишь? — зараза мерзкая, знает, что я не могу его сейчас послать и пользуется вовсю, гладит, трогает, под юбку пальцами лезет…

— Т-т-тебе, милый, — все же ответила я еле слышно, сжимая бедра и надеясь, что все это скоро закончится.