Калинов мост
«Не важно сколько тебе лет, важно лишь то, сколько дорог ты прошел»
Джимми Хендрикс
«Папа, а инопланетяне есть?» — «Нет, сынок, это фантастика!» — «А сексуально озабоченные вампиры?» — «Да, сынок, это фантастика!»
Эта дурацкая почти цитата — давняя радужная переделка невинной рекламы, дополненная новыми кровавыми впечатлениями — всплыла в памяти, едва Артем вновь обрел себя. Стало жутковато и в то же время смешно. Вампиры-трахали — это сила.
Где-то что-то капало. Или тикало. Будто ленинградский блокадный метроном отсчитывал секунды жизни умиравших от голода жителей. Или кровь стекала из чьего-то разорванного горла, шлепаясь отдельными каплями на холодный каменный пол… А еще вокруг стояла тьма. Гробовая.
Артем передернулся. Интересно, сколько раз придется помирать в новой нежизни, которая теперь виделась чем-то вроде кары или искупления? По числу убитых в реале людей? Или с процентами и пенями? Если так, то впереди ему, Артеме Варнаве по кличке Тихоня, предстоит увидеть некоторое дерьмо…
Накатила ненависть. К кому? Он поискал, на кого бы все свалить, и скривился. Врать самому себе — дело пустое. Кого винить, что твоя жизнь пошла откровенно грязным путем, если не самого себя?
Память — странная штука. Почему-то именно теперь вспомнилось, как он — молодой дебил, только-только начавший карьеру профессионального убивца — вел список упокоенных им, «звездочки» рисовал… А потом… Потом их смыло кровищей… Кровищей, которой стало слишком много… Кровищей, которая пахла так вкусно, так притягательно, так…
— Эй! Ты-то как здесь очутился, Тёмушка-Тьма? — спросила древняя спутница Велеса по имени Филлис и уставилась на растерянно заморгавшего Артема выцветшими бледными глазами.
— Мне кадык вырвали, — заторможенно откликнулся тот, вновь, в который раз испытывая шок от мгновенного перемещения из одного в другое: вот только что была помойка и долбаный Ратмир, после спальня с кровавой вампирьей оргией, а теперь какой-то подвал и эта внезапная встреча.
— Бывает… — откликнулась старуха и замолчала, откинув уродливую голову на стену, у которой и сидела, привалившись спиной.
Артем ощупал себе шею. Все было на месте, целеньким и лишь слегка небритым — отросшая щетина кололась. Да и темнота вокруг оказалась не столь уж непроглядной — в дальнем углу, освещая массивную дверь и небольшое пространство возле, горел факел, воткнутый в настенный держатель.
О как! Уже даже не совдепия, а совсем уж дичь дикая, раз электричества нет. Хотя, может, кто в игрушки какие играет? Ролевки, эльфомания, гномофобия и прочая ересь. Или все-таки нет? Слишком уж все было каким-то… натуральным. Да и пахло вокруг так, что в голове сразу возникли мысли не о современных сытеньких и благополучных делботрясах с картонными мечами в руках, а о сырых подземельях древних замков, в которых творилась всякая средневековая дичь… Вроде той, что привиделась совсем недавно.
Вампиры! Блядь!
Стало холодно, и Артем зябко обхватил себя руками. Сидеть на голых камнях было совсем не айс. Или, точнее, как раз очень айс, просто потому, что в очередное «попадалово» Артем ввалился в своем традиционном голозадом облачении — в больничной ночнушке в бледный цветочек и в кроссовках Велеса, которые как-то вроде прижились и при перемещениях по-прежнему почему-то никуда не девались.
— Как же достала эта фигня с одеждой! Только прибарахлишься — и опа! — опять одна эта хрень на завязочках!
— Это еще ничего. Твой предшественник вообще в одном только галстуке ходил.
— Каком галстуке? — обалдел Артем, почему-то представив себе холеного хлыща голяком, но в стильном галстуке в мафиозную итальянскую полоску («Привет «сицилийскому галстуку», ага!»).
— Пеньковом, — с усмешкой пояснила старуха, одним словом разрушая возникший образ.
Значит, предыдущим клиентом Велеса с неопределившейся судьбой был какой-то висельник? Гм… Гм… Пенька… Давненько уж на веревках из дорогостоящих натуральных материалов никого не вешали. Все больше дешевая, но куда более надежная синтетика.
— И давно он — мой предшественник — с вами вентилялся?
— Смотря по чьим меркам.
— По моим, — отрезал Артем.
— Тогда давно, — усмехнулась Филлис. — Лет двести назад. Может, чуть меньше.
— Херасе. И куда этот висельник делся? Перешел-таки Калинов мост?
— Увы. Не сумел. Слишком уж много грехов на нем было. Не смог унести, хоть и многое за время пребывания с Велесом осознал.
— А рассказывал он, куда его с перекрестков кидало? Что за места были? Понял он, в чем суть-то этого долбаного Дня сурка?
— Не рассказывал, — старуха пожала плечами. — Ему перед повешением язык вырвали, а грамоте перед этим обучить не потрудились.
— Ёпта… — передернулся Артем, опять невольно ощупал себе шею и осторожно поинтересовался: — А ты, кстати, почему не голая? После того, как сюда вывалилась, уже принарядиться где-то успела?
Старуха молчала, смотрела высокомерно, и Артем только плечами пожал: еще бы голову ломать над такими вещами! Но кое-что уточнить все же требовалось.
— Здесь-то с какой целью сидишь?
— Жду.
— Чего?
— Не чего, а кого. А еще думаю, что мне потом делать. Вот скажи мне, Тёмушка-Тьма, был у тебя на пути особый, поворотный момент, после которого твоя жизнь двинулась совсем в другом направлении?
— До жопы! — буркнул Артем, мрачнея.
— До жопы — это не то. Это все ерунда. Я про тот, который один единственный, самый важный. Такой, что все можно отдать, лишь бы получить шанс его изменить, переиграть.
Вопрос о главной, как говорили умники — реперной точке в жизни вдруг показался важным. Настолько, что Артем задумался, перебирая в памяти события собственной жизни, разматывая их перед глазами, будто дорожную ленту — участки прямые и извилистые, ровные и холмистые, освещенные и погрязшие во тьме. Последних было больше, как и черных пятен на когда-то чисто-белых, а теперь загвазданных, обгорелых крыльях. И все-таки даже в этой тьме был кусок особо густой черноты… Несмотря на то, что произошло все в стерильной, да еще и окрашенной в белое больничной палате.
Кстати, хороший вопрос: почему с «интересных» перекресточков Артема регулярно закидывает не в тот самый день, не в ту самую больничку, а хрен знает куда — в незнакомый город, на какую-то левую помойку? Если бы в тот момент раз за разом посылало, все было бы понятно: переосмыслил сделанное, принял на этот раз верное решение, переиграл ситуацию, и после все пучком. Но была помойка с недобитком… даже двумя недобитками, если считать пса. Совершенно точно не та проклятая палата, после которой всё повернуло куда-то совсем не в ту сторону.
Артему тогда едва исполнилось четырнадцать, и он только-только убил первого в своей жизни человека. Самому в стычке (если ее, конечно, можно было назвать так) тоже досталось изрядно, потому-то и попал к врачам, а не прямиком в лапы закона. Каким же идиотом он тогда был! Господи! Каким же наивным, жалким, до крайности перепуганным и, наверно, из-за этого готовым поверить во что угодно дебилушкой…
В душе поднялась дикая, плохо контролируемая волна ненависти, которая после плеснула в сторону и вширь хорошо знакомой огненной водой реки Смородины, в очередной раз заставляя Артема ненавидеть уже не только себя самого и конкретных людей, повинных в том, что с ним произошло, а все человечество в целом. Он научился с этим чувством жить, но с тех самых пор убивать людей ему никогда не было жалко. Почти никогда. За очень редким исключением. Вспомнились окно, распахнутое в лето, завиток волос на виске и прилипший к влажной от жары коже крестик… И очередь в спину, которая и отправила Артема в когтистые лапы Велеса.
Но все это были лишь последствия! То, что родилось по результатам решения, которое он принял тогда, в свои четырнадцать лет, в больничной палате… Отчетливо помнилось, как дверь в нее открылась, и через порог переступил солидный мужчина.