Развод. Любовь была слепа

Любовь

Борис нервно хмыкает, затем едко усмехается. Как ни в чем не бывало ставит цветы в вазу. Тем временем я замечаю, как его губы растягиваются в кривом оскале. Его властный взгляд заставляет поёжиться. Я понимаю, что сейчас он держит в руках эту ситуацию. Понимаю его преимущество. И это угнетает. Он в состоянии сделать так, чтобы я как можно дольше не мешалась у него под ногами.

— Домой хочешь, значит… — с хитрым прищуром протягивает он.

В подтверждение своих слов киваю. Борис придвигает стул к больничной койке, садится так близко, что мы едва не соприкасаемся с ним коленями.

Он упирается локтями в колени, делает вид, что усердно раздумывает над моими словами. Играет с моими нервами.

— Даже не знаю, Люб. Не сильно ли ты спешишь? — ехидничает гад, склонив голову набок. Впирает в меня пристальный взгляд, будто бы в голову мою пытается залезть и прочесть все мысли. А их там очень много.

— М-мне п-прав-вда уже лучше, — как назло от волнения начинаю заикаться.

Борис чувствует это, в глазах сияет насмешка надо мной, над моим состоянием.

— На твоем месте я бы находился здесь как можно дольше, под наблюдением врачей. Здесь тебе безопаснее, Люб.

Да чтоб тебя! Нервно взмахиваю руками. От бессилия хочется выть. Стараюсь сдерживать свои эмоции, не показывать предателю своей досады.

— Н-но… Я могу л-лечиться и д-дома, — как же печально, что я не могу сейчас сказать все, что думаю. По итогу выдавливаю из себя всего лишь одно крохотное предложение.

— Можешь, — глаза Бори снова сужаются в зловещем прищуре. — Но я не в восторге от этой идеи. Пойми, любимая. Я же хочу сделать как лучше для тебя. Забочусь о твоем здоровье, здесь тобой занимаются лучшие врачи, — гордо произносит подлец, и я вся моя надежда, что с ним удастся договориться, сдувается подобно воздушному шару, из которого выпускают весь воздух.

— Где дети? — решаю перевести разговор в другое русло, хоть и ощущаю желание продолжить препираться с мерзавцем. Но я обещала себе, что буду осторожной, тихой, послушной и покладистой — такой, какой и хочет видеть меня Боря. Играю по его правилам.

— Я отправил их к матери в деревню. На пару дней.

Его слова вонзаются в грудь острой иглой. Я ведь прекрасно понимаю, для чего он это сделал. Чтобы беспрепятственно проводить время с Ариной. Приводить её в наш дом. Спать с ней на нашей кровати. От этих мыслей начинает тошнить, во рту появляется привкус горечи.

— Детям тоже тяжело, Люб. Я решил, что им нужно передохнуть. Они итак все эти дни были рядом с тобой, — находит оправдание подлец, но я ему не верю. Впираю в него испытывающий взгляд, вкладывая в него всю свою ненависть, злость, жажду мести и возвращения справедливости.

— Что ты так на меня смотришь?! — возмущается Борис, заметив мой посыл. Он все понял. Понял, что и я все поняла.

— Вот знаешь, что меня напрягает больше всего? Знаешь, почему я не спешу забирать тебя домой?! — фыркает он, наклоняясь ближе. Смотрю на него в упор, ожидая дальнейшего ответа.

— Как ты думаешь? Может, потому что я все еще помню твои бредни о какой-то там измене, обо мне и Арине в одной постели? — предатель показательно морщится, выказывая свое отвращение в сторону моих, якобы, беспочвенных обвинений. Красиво играет, мерзавец.

— Ты хоть представляешь, насколько мне неприятно это слушать? Я даже представить себе не могу, как в твою голову могла закрасться такая мысль! — Борис ловко и умело строит из себя жертву. Униженного и оскорбленного.

Пытаюсь вставить свое слово, но у предателя развивается довольно бурный монолог.

— Знаешь, я боюсь, что ты опозоришь меня перед детьми, — Борис упирается руками в край койки, его лицо находится в считанных сантиметрах от моего. Как же я его любила. А теперь ненавижу. Теперь оно кажется мне чужим, злым, подлым. Сгораю от желания плюнуть ему в лицо. Подавляю этот эмоциональный порыв глубоко внутри. Делаю максимально жалостливый взгляд.

— Я н-ничего не с-скажу. Обещ-щаю, — тихо проговариваю в ответ, пытаюсь выказать в его сторону виноватый взгляд.

— Не знаю, Люба, не знаю. Верить тебе или нет, — качает головой мерзавец, набивает себе цену. Хочет, чтобы я на коленях перед ним ползала? Что ж, если это поможет мне скорее оказаться дома, то придется переступить через себя. Ради правды. Ради того, чтобы справедливость восторжествовала.

Глубоко вдыхаю, и преодолевая отвращение, падаю в объятия подлого мужа. Как можно теснее прижимаюсь к его груди, выдавливая из себя скупую слезу.

— П-пожал-луйста… З-забери м-меня отсюда…