Красивый. Наглый. Бессердечный -2

Настоящая сила в умении отпустить, а не держаться

Арина
В большом зале людно и подозрительно тихо. Ни всхлипов, ни речей. Я никогда не была на похоронах, не сталкивалась со смертью лицом к лицу.

Стеснительно мнусь на пороге, и тут же получаю тычок от Тани:

- Заходи, чего ты.

Прохожу, стараясь смешаться с толпой. Женщины и мужчины в тёмной или блеклой одежде, многие с цветами.

Верчу головой влево и вправо, стараюсь разглядеть, что здесь происходит. Мне неловко – мы одеты, будто зашли погреться. Я в оранжевом свитере с горлом, Таня в драных джинсах. Наверное, неприлично заявляться вот так?

К счастью, подругу наш внешний вид не сильно волнует. И её не смущает несколько подозрительных взглядов, брошенных в нашу сторону.

- Знаешь, зачем там балконы наверху? – Шепчет мне, указывая глазами на второй ярус. – Если у покойного была вторая семья, они смогут проститься с ним украдкой, не привлекая внимания.

- Откуда ты только это знаешь? – Возмущённо шиплю.

А сама невольно шарю глазами по балкончикам, будто мне важно, есть ли у Станислава Эдуардовича свои тайны. Судя по отсутствию движения на балюстраде, у бывшего прокурора скелетов в шкафу явно не водится.

- Всё, началось. – Таня напряжённо вытягивает шею.

Стоя где-то в задних рядах слушаю проникновенную речь. Не знаю, кто её произносит, но в носу щиплет от сочувствия. Станислав Эдуардович, и правда, был классным – добрым, душевным, открытым. Да, всё так, как говорят...

Я ему никто, но всё равно ведь, спасал, помогал.

- Жаль его, совсем молодым ушёл, - всхлипывает рядом пожилая женщина в шляпке с вуалью. С удивлением кошусь на неё, по моим представлениям, бывший прокурор был очень даже пожившим мужчиной лет шестидесяти.

Когда оратор заканчивает рассказывать о важной государственной роли покойного, его замечательных человеческих качествах, и переходит к семье, я уже неприкрыто смахиваю слезинки с ресниц.

Рядом со мной мелькают белые платочки. Кажется, растрогана не только я.

Я бы всё отдала, чтобы у меня был такой отец. И как жаль, что Кир не ценит этого!

Даже на похороны не приехал. Эту речь должен был произносить самый близкий человек - его сын.

- Я скажу несколько слов...

На меня словно обрушивается пустой балкончик второго яруса. Услышав знакомый до боли голос замираю. Так и стою, опустив голову и зажимая пальцами внутренние уголки глаз, чтоб не разрыдаться.

Делаю несколько глубоких вдохов и поднимаю голову, слегка привстаю на цыпочки, пытаясь разглядеть. Но куда мне с моим ростом!

- Приехал-таки, наследничек! – Таня хищно улыбается рядом. У неё такое лицо, словно она готова распихать толпу плечом, прорваться к Киру и вцепиться в его горло.

- Пойдём. – Тяну её к выходу. - Я не хочу...

- Стой на месте, - фыркает. - Будто это мне надо!

На нас цыкают окружающие, Кир что-то говорит на фоне тихим и сдавленным голосом. Я, боясь потерять сознание, цепляюсь за рукав подруги. Всё будто в тумане. Мне душно...

- Мне жаль, папа, что ты не увидишь, что я вырос достойным человеком. Я прощаю тебя. Надеюсь, и ты меня простишь...

Голос Кира срывается, на несколько секунд в зале повисает полная тишина.

- Говорят, сын только ради похорон приехал. Даже попрощаться с отцом не захотел. – недовольно цедит слезливая соседка в шляпке своей спутнице - высокой седой женщине в сером кардигане. – Появился месяц назад на один день, и тут же свалил за границу. Еще и помолвку устроил, как в насмешку.

Невольно прислушиваюсь к разговору.

- Скандал был страшный. Говорят, сынок Славу и довёл. Слава не захотел бороться, ему незачем было дальше жить.

- Да уж, воспитал Слава наследничка, – женщина в кардигане поджимает губы. – Не дай Бог со мной дети так поступят, прокляну.

- Ещё не известно, что в завещании. Стасу было что отписать. – Пожимает плечами шляпка.

- В кошачий приют лучше перевести, чем такому сыну.

- Это точно. Отца он прощает, совесть бы имел...

- Я не была близко знакома со Станисловом Эдуардовичем. – Недоумённый шепоток гостей, после речи Кира прорезает звонкий девичий голос. – Я уверена, что он был замечательным, потому что смог воспитать такого верного, искреннего и надёжного сына. Настоящего мужчину.

- Это кто? Невеста этого поганца? – Шляпка склоняется к соседке. И та вытягивает шею.

- Да, обелить пытается перед присутствующими.

- Обещаю вам, что буду заботиться о нём. Я не смогу заменить ему родителей, но стану женой, которая достойна носить вашу фамилию.

Мне больно! Так больно, словно сердце когтями рвут на части. Через силу заставляю себя вслушиваться. Шёпотки и мелодичный женский голос вливаются в меня словно через плюшевый фильтр. Половина слов оседает где-то, но я улавливаю смысл и настрой.

- Пора, Арина. – Таня дёргает меня и одновременно рядом стоящие женщины, вяло переговариваясь начинают движение вперёд. – Сейчас прощание.

- Нет, я не пойду! – Выкручиваюсь.

- Успокойся, не привлекай внимание. Это твой долг, ты помнишь о чём мы говорили?

Кровь шумит в ушах и тёмные пятна перед глазами. Таня тащит меня вперёд, а у меня ноги ватные. Чувствую себя так, словно приближаюсь к эшафоту. С каждым шагом, всё ближе и ближе...

Я уже вижу тёмно-бордовый гроб на постаменте и опускаю глаза. Вытираю со лба ледяные бисеринки пота.

- Соболезнуем, - соседки-сплетницы, уже жмут руки и холодно чмокают в щеки стоящих у гроба родственников.

- О, Господи... – Выдыхаю, концентрируясь на двух парах ног. Мужских - в чёрных брюках и сияющих ботинках. И женских – в скромных лодочках без каблуков и телесных колготках.

- Соболезнуем, - бурчит Таня.

- Арина, я знал, что ты придёшь проститься. – Тихий голос, как шелест. Не решаясь поднять глаза смотрю на отглаженные стрелки на брюках Кира.

Конечно, он знал, что я подойду. Мой оранжевый свитер видно за версту.

- Он помог мне, - шепчу.

- Так приятно, что даже одногруппницы Кира пришли. – Приятный женский голос бьёт по моим натянутым нервам. - Станислава Эдуардовича многие ценили. Он никому не отказывал в помощи.

Туфли-лодочки приближаются, меня обдает ароматом лёгких цветочных духов, и я получаю невесомый поцелуй в щёку. Чуть не теряю равновесие от неожиданности.

- Спасибо, что пришли. Таня, Арина... Папа был бы рад.

Рискую поднять взгляд. Кир окидывает меня равнодушным взглядом. Лицо, как каменная маска – ни жизни, ни чувств.

Смотрю в его глаза – холодные, насмешливые, и не верю, что между нами что-то могло быть. Как горячо и взволнованно он шептал мне «Я так скучал по тебе».

- Я здесь ради твоего отца.

- Не сомневаюсь, – высокомерно поднимает бровь.

Я разворачиваюсь. Проклинаю ту секунду, когда послушала Таню. Мне хочется выть в голос.

Но, чем дальше я отхожу от Кира, тем больше понимаю, что Таня права. Меня отпускает. Будто с каждым шагом тают призрачные кандалы, сковывавшие ноги.

На сердце становится легче. Я попрощалась со Станиславом Эдуардовичем. А Кир пусть катится на все четыре стороны.