Пыльный цветок гарема

Леопольд де Ру

— Что?! — переспросил я в четвёртый раз, искренне надеясь, что произошло недопонимание.

Масштабное такое недопонимание размером с метеорит. Иначе я не представляю, как вообще можно разрулить такую ситуацию. Три десятка красавиц в воздушных одеждах беззвучно замерли перед нами, скромно потупив взгляды.

— Вы должны выбрать на ночь один из моих прекрасных цветов, — теряя терпение, повторил Мустафа Повелитель Оазисов.

Он красноречиво сложил правую руку в кулак и ударил ею в ладонь левой, но не костяшками, как разминаются боксёры, а со стороны большого и указательного пальца. Так, чтобы даже для самых непонятливых и фиговенько выучивших террасорский язык стало очевидно, в каком конкретно контексте я должен «выбрать» цветочек из этого гарема. На родине этот жест — верх пошлости.

О-чу-меть! Сисар, ну ты выхватишь у меня дома… Это очень несмешная шутка. Даже на звание эмиссара Службы Безопасности не посмотрю, я всегда тебя в детстве на лопатки укладывал.

Сгонял за братишку на отсталую планетку выкупить экологически чистое топливо для флаеров, называется! Кстати, топливо — сине-зелёные с фиолетовыми прожилками каменные розы — было ссыпано в огромные, доходящие до середины бедра плетёные корзины.

— Проведи ночь с любой из моих цветов и получишь все эти корзины в награду, — сказал тучный мужчина в огромном белоснежном тюрбане.

—  В награду? — эхом повторил я очень сложно выговариваемое слово, невольно задаваясь вопросом, а правильно мы друг друга поняли. — Не надо. У меня есть золото!

Я демонстративно достал из кармана брюк увесистый драгоценный браслет, помахал им перед глазами Мустафы, затем ткнул пальцем в корзину с суккулентами и выразил мысль предельно ясно, чтобы не было двусмысленностей:

— Я хочу заплатить. Дай мне растения. Девушки не нужны.

«И я бизнесмен, а не проститут!» — добавил зло мысленно.

Террасорки отличались от женщин, которых я встречал до сих пор, а встречал я их немало — всю Федерацию Объединённых Миров облетел. Весь наш диковатый разговор стройные женские фигурки молчаливо колыхались в облаках разноцветной многослойной ткани. Длинные подолы одежд скрывали ноги до загнутых носков экзотических туфель, а широкие рукава оставляли взору лишь кончики пальчиков. Густые волосы были заплетены в причудливые прически из многочисленных кос и украшены тяжёлыми заколками, но не это изумило меня больше всего, а то, что при общей красоте и богатстве одежд лица девушек сплошь были закрыты кожаными масками, сшитыми из полосок и отдалённо напоминающими собачьи намордники.

Одна эта деталь вызывала смутную резь под рёбрами и желание убраться отсюда подальше. На Цварге даже цирки с животными запрещены, а тут эти девушки на позиции хуже, чем в цирке.

Все террасорки покорно уставились в мраморный пол и слушали, как их повелитель пытается подложить одну из них под незнакомого мужчину. Если бы не витавшие эмоции страха, то весь этот замерший женский строй я бы смело окрестил партией биороботов.

Эмир деловито пригладил длинную бороду.

— Я не буду брать золотом за каменные розы. Мне нужно твоё семя.

Я поперхнулся.

Не, мужик, так мы точно не договоримся.

— У меня есть золото. Я заплачу, — очень медленно, чуть ли не по слогам произнёс я, глядя в водянисто-серые глаза собеседника.

Мустафа Повелитель Оазисов с раздражением покачал головой.

— Ты глупый джинн! Мне нужно твоё семя для любой из них. — Он бесцеремонно указал на мой пах. — Пускай она потушит твой огонь, и я отдам десять корзин.

Бородач растопырил пальцы на руках на случай, если собеседник не умеет считать.

— Нет. Мне так не подходит.

— Да. Тебе так подходит, — эхом переиначил Мустафа. —  Можно быстро, но твой огонь должен оказаться у одной из них.

Зашибись тут порядочки…

— А если я не хочу?

Если у меня жена, в конце концов, дома и дети? Нет, их, увы, нет, но всё же…

— Что значит «не хочу»? Джинн Де-Ру, ты должен!

—  Я никому и ничего не должен. Я прилетел за товаром и готов платить золотом. Ни о каком дарении семени, огня и прочих частях меня речи не идёт.

Какого шварха Сисар не объяснил такие детали торговых отношений на этой планете?!

На моих словах эмир вздрогнул и побагровел так, будто я ему пощёчину дал:

— Ты не уважаешь эмира Аль-Хаята?! Ты отказываешься от его гостеприимства?! — взревел он на весь зал.

«Аль-Хаята? Мне казалось, Сисар что-то говорил про Аль-Мадинат…» — пронеслось вихрем в голове, но додумать мысль я не успел, потому что Мустафа крикнул что-то зычное и помещение наполнилось пышнотелыми воинами с алебардами. Три острых копья почти синхронно ткнулись мне в спину. Не больно, но раздражающе неприятно. Вообще-то, это моя любимая рубашка!

— Ты подаришь свой огонь моему цветку! Она понесёт от тебя! — рыкнул Мустафа, потеряв всякое терпение, и неожиданно грубо схватил за локоть одну из девушек и, словно вещь, поволок ко мне, гневно что-то при этом выкрикивая. Всю речь эмира я не понял, но с учётом клинков у моей спины уловить посыл было несложно.

Зачем девушку-то принуждать?!

Эмоции гаремной красавицы моментально сменились паническим ужасом, стоило Повелителю Оазисов её коснуться. Светлые, почти белые реснички затрепетали в прорезях маски, нежно-розовые губы сжались в тонкую линию — так жёстко он сграбастал её своей пятерней.

Злость хлестнула по нервам, мгновенно разлилась по телу и закипела в жилах. У меня не было при себе оружия — на входе во дворец досмотрели, — но тем не менее я чувствовал себя сильнее, чем вся эта кучка жирдяев…

Можно переломать хвостом алебарды, а затем выйти из дворца как ни в чём не бывало, но это напугает террасорок, которые трясутся как одноместные шлюпки при посадке. Можно закрыть глаза и попробовать послать мощную волну страха на воинов, но, во-первых, это заденет девушек, а во-вторых, даже у Сисара нет лицензии на массовое внушение. Можно попробовать схватить Мустафу за горло…

«Сломать горло правителю от имени Цварга и поссорить цивилизации. Браво!»  — саркастически закончил мысль внутренний голос.

Тем временем эмир пересёк зал, и девушка, которую он волочил за собой, кулём полетела в меня. Я только и успел раскрыть объятия, чтобы она не запнулась о собственный подол и не упала. Лёгкая как пёрышко. Пахнет — как сладкий жасмин. Тонкие руки опёрлись на мои предплечья, но почти сразу же отдёрнулись, словно обжёгшись. Огромные сине-зелёные, как океан, глаза уставились на меня.

Не взгляд — идеальный капкан. Я мгновенно утонул в нём, позабыв, о чём только что думал.

— Ну вот, не противная же тебе, значит, всё получится, — довольно гаркнул Мустафа, неожиданно успокаиваясь. — Стража! Отведите санджару и джинна в восточные покои.