О, мой босс! Его одержимость
Гала растерянно вертит головой с открытым ртом ещё какое-то время, но Марчелло больше не обращает на неё внимания, будто бы она уже испарилась. В конце концов, девушка недовольно фыркает, спрыгивает с подиума, хватает брошенное на пол полотенце и идёт на выход из мастерской, по пути заворачиваясь в кусок ткани.
Она неминуемо приближается ко мне так, что наши плечи почти соприкасаются. В последнюю секунду, перед тем как она исчезает, ловлю её ненавидящий взгляд.
Что там говорила Майя про мирные отношения с Галой? Похоже, в этой части уже можно ставить большой жирный минус.
Дверь позади хлопает. Мы с Марчелло остаёмся наедине.
Он кидает кисточку в сторону, не глядя, достаёт из кармана брюк сигаретную пачку. Он что, собрался курить здесь? Впрочем, чему я удивляюсь? Вседозволенность — его второе имя.
— Ты опоздала, — бросает мне Лоретти.
Ни приветствий, ни вступлений. Простая грубая констатация того, в чём я уже успела ему не угодить.
Молчу, не зная, что ответить. К тому же меня снова накрывает липкий страх.
Марчелло затягивается белой сигаретой, которая в его длинных выразительных смуглых пальцах выглядит словно оружие. Такое ощущение, что он с помощь неё собирается прожечь меня насквозь.
Ещё больше цепенею, когда Лоретти начинает приближаться.
— Язык проглотила? — интересуется он ехидно.
Чувствую, как он него пахнет табаком и дорогим мужским парфюмом, марки которого я не знаю, но в любом случае в сочетании с запахом сигарет и мускулистого тела этого дьявола получается настоящий яд, от которого кружится голова и рот непроизвольно наполняется слюной.
— Вчера ты была весьма разговорчива, — язвительно напоминает Марчелло.
— Я жду, когда у вас проснётся совесть, — отвечаю с вызовом.
Да, мне дико страшно. И голос мой, честно сказать, дрожит, как и всё внутри меня. Но если монстр собирается перекусить меня пополам, то пусть хотя бы один зуб сломает о мой позвоночник, который я всё-таки стараюсь держать ровно.
— Тебе придётся ждать так долго, сколько ещё ни одному человеку не удалось прожить, — нарочито равнодушно цедит Лоретти. — Если, конечно, не изобретут бессмертие. Вот только зачем тебе моя совесть, крошка?
— Например, затем, чтобы вы прекратили называть меня «крошкой», «деткой» и тому подобными оскорбительными словами.
— Оскорбительными? — брови Марчелло стремятся вверх. Он кажется действительно удивлённым целых две секунды, но затем вновь возвращается к своему обычному наглому тону: — Во-первых, ничего оскорбительного в этом нет. Во-вторых, своих сотрудников я называю так, как считаю нужным. Это понятно, Даша?
На моём имени клубок дыма срывается с губ Марчелло и летит мне в лицо. Даже глаза начинает щипать, и я инстинктивно морщусь. Но Лоретти моя реакция совершенно по барабану. Он хватает меня за локоть и дёргает ближе к картине.
— Хочу, чтобы ты сказала своё мнение, — велит он.
— Моё мнение? — недоумеваю. — Я ничего не понимаю в искусстве.
— В искусстве ничего понимать не надо. Тебя либо пронимает, либо нет.
Передо мной ещё незаконченный холст, но общая композиция уже ясна — это всё тот же узнаваемый мотив, который я уже встречала на других работах Лоретти. Только здесь краски преимущественно синие и чёрные — ночной пейзаж. Если не ошибаюсь, Болотная Площадь. И среди набережной, фонарных столбов и течения реки угадываются очертания девушки, изогнувшейся в экстазе. Всё это настолько переплетено, что непонятно, где заканчивается женское тело и начинается город, а где наоборот.
От картины веет чем-то томительным и жестоким. Не знаю, почему. Будто бы девушка в отчаянии. Или это скорее моё собственное состояние? Хотя невозможно признать и другое — это будоражит, это… возбуждает.
— Ну? — нетерпеливо подгоняет Марчелло.
— Мне кажется, ей — этой девушке на картине, — несмело произношу я, — мне кажется, ей больно.
— Больно? — сначала удивляется, а затем принимается хохотать Лоретти. — Если ей и больно, то это сладкая боль! — всё ещё смеётся он.
— Нет, — неожиданно возражаю я. — Она одинока. Отсюда её боль.
Марчелло становится вмиг серьёзен.
— Продолжай, — приказывает он.
Несколько раз моргаю, делаю глоток воздуха поглубже.
— Похоже, она рассталась с любимым человеком. Или… Или даже скорее они не могут быть вместе, поэтому она фантазирует о нём в одиночестве. Ничего не может сделать с тем, что хочет его, но при этом знает совершенно наверняка, что им не быть вместе. Возможно, у них была ночь страсти. И теперь ей только и остаётся, что жить этими воспоминаниями.
Лоретти молчит. Делает новую затяжку.
Слышу, как шипит его сигарета, но боюсь посмотреть на него. Он будто морально давит на меня, оставаясь физически рядом. И вдруг отходит в сторону, на что моё тело и сознание моментально реагируют — становится проще дышать, но при этом как будто бы… пусто.
Поворачиваю голову. Марчелло стоит у огромного окна, смотрит на городскую панораму, продолжая курить.
Как это расценивать? Я его обидела? Ляпнула глупость?
Да он нашёл, у кого спрашивать мнения! Наверное, следовало просто стандартно восхититься ничего не значащими: «Так классно! Прям вау!».
Я уже собираюсь принести свои извинения — всё-таки нехорошо обижать потенциального работодателя, который и так уже на меня зол. Но тут Марчелло заговаривает:
— Всё-таки хорошая у меня интуиция, — докуривает сигарету до фильтра и кидает окурок в пепельницу на полу, оборачивается всем корпусом.
Руки в карманах, стальной пресс напряжён так, что виден каждый кубик. Замечаю на его груди чёрные жёсткие волосы, и это вид заставляет меня вновь судорожно сглотнуть.
— Ты можешь приступать к работе. Только впредь не смей опаздывать, — произносит Марчелло. — Я больше не собираюсь посылать за тобой своих личных секьюрити. И так пришлось расстараться, чтобы тебя найти. Я не потерплю новых глупостей. Помни, на кого работаешь и старайся, как следует. Первый месяц будет в счёт ремонта моего автомобиля. А дальше… — он чуть наклоняет голову вбок. — Дальше я назначу тебе зарплату в соответствии с твоими стараниями. И она будет сильно зависеть от того, насколько я буду… удовлетворён тобой.
Его слова, словно молот, бьют меня в самую грудь. Он не говорит ничего конкретного, но я уже имею некоторое представление о буйной фантазии своего босса.
— Вы так и не сказали, что я должна делать, — еле-еле выдавливаю из себя самый важный в данной ситуации вопрос.
— Всё, что я прикажу, — Марчелло усмехается одним уголком губ, не сводя с меня тёмного взгляда. — Ты — моя личная помощница. Моя собственность. Всё твоё время и действия принадлежат мне. Это понятно?
— Вы что, меня в рабство собираетесь взять? — это должен был быть крик возмущения, но из моих уст слова выходят жалкими и беспомощными.
— Если тебе так больше нравится думать, то я не против, — кривая ухмылка усиливается, а чернота в глазах будто пожирает всё пространство вокруг. — Но прямо сейчас твоей главной задачей будет подготовить мою персональную выставку в Гостином Дворе. Она как раз через месяц. Считай, это твой персональный Эверест.
«Или скорее Голгофа…» — проносится в мыслях.
— Послушайте, — тараторю я почти в ужасе, ведь уже свыклась с мыслью, что мне поручат какую-то фигню вроде ежедневной уборки мастерской, — я никогда не организовывала выставки. Я финансист…
— Знаю, — равнодушно перебивает Марчелло. — Я навёл о тебе справки и уверен, что ты с этим справишься намного лучше, чем моя предыдущая помощница.
С этими словами он вновь отворачивается.
— Свободна, — только и слышу я, когда собираюсь задать новый вопрос.
Я ничего не поняла. Да я просто в шоке! Он обязан мне объяснить!
Но короткий приказ однозначно даёт понять, что я сейчас обязана уйти. Это единственное, что в данный момент будет уместным. Но я стою, как вкопанная, потому что не знаю, куда мне податься и что, чёрт возьми, тут происходит?!