Лютый. Муж моей сестры

Я очнулась от ощущения тяжести, будто кто-то навалился на меня всем телом. Мир ещё туманился под полуприкрытыми веками, и я не сразу осознала, где нахожусь. Тусклый свет пробивался сквозь плотные шторы, рисуя смутные очертания незнакомой комнаты. Сбоку, прямо рядом со мной, раздавалось ровное, глубокое дыхание. Чужое, тёплое, непривычно близкое. Тело ломит…почему-то ноет промежность, саднит. Привскакиваю на постели и замираю.

Я осторожно повернула голову — и застыла. Рядом со мной лежал мужчина. Лысый, мощный, огромный как скала, лицо едва видно, но что-то в его чертах, в резком изгибе губ, в квадратной линии челюсти показалось мне пугающе притягательным. В памяти вспыхивали обрывки ночи: прикосновения, приглушённый смех, горячие губы на моей коже... Утренний воздух в комнате густел, как будто всё ещё хранил отголоски ночной близости.

Боже! Неужели я лишилась с ним девственности и не помню об этом? Какой кошмар!

Не успела я прийти в себя, как он вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Его взгляд был темный, тяжёлый, полный того желания, которое я смутно помнила, но не осмеливалась признать. Он не сказал ни слова — просто протянул руку и обвёл пальцем мою скулу, провёл по шее, задержался на ключице, будто проверяя, осталась ли я той же, что и несколько часов назад.

— Проснулась? — Его голос был низким, с хрипотцой, от которой у меня по коже пробежали мурашки.

Я пыталась что-то ответить, но слова застряли в горле. Он явно чувствовал моё замешательство — и ему это, похоже, нравилось. На его лице мелькнула лёгкая, почти хищная улыбка. Он склонился ближе, его дыхание коснулось моей щеки, прежде чем он завладел моими губами — настойчиво, почти без позволения, как будто вопроса о согласии и не стояло. От его прикосновений у меня голова пошла кругом, всё ещё не успевшая прийти в себя от ночных впечатлений.

Его руки, сильные и требовательные, скользнули по моему телу, изучая, запоминая, как будто он заново утверждал свою власть над каждым сантиметром моей кожи. Он не спрашивал, позволено ли ему — он просто брал, как будто я принадлежала ему.

Я пришла в себя, захваченная его руками, с телом, подчинённым ему, не способным ни к сопротивлению, ни к бегству. Туман в голове никак не проходил, и я пыталась осмыслить происходящее, но его взгляд, пронзающий, словно горячее лезвие, заставил замереть. Этот взгляд словно резанул меня по обнаженным нервам заставляя сердце забиться быстрее. От него меня бросало то в холод, то в жар, и я не могла понять, отчего же больше дрожу — от страха или от желания. В нём было напряжение, почти ярость, которые передавались мне, подчиняли, как неукротимая волна, от которой невозможно сбежать. В его взгляде было что-то тёмное и потому невыносимо манящее. От этого взгляда тело отзывалось безумным жаром, хотя часть меня всё ещё шептала, что я должна бежать.

Он глубоко вздохнул, и я увидела, как вены на его шее пульсируют, как мелкие капли пота выступают на висках. Казалось, что он вот-вот сорвётся, и эта мысль, вопреки всему, взбудоражила меня ещё сильнее. Словно я стояла на краю пропасти, осознавая, что этот человек, казалось бы, способен растоптать всё, что осталось от меня, и при этом, даже не заметив, что разрушает.

С холодной настойчивостью он взял с тумбочки маленький серебристый квадрат и протянул мне.

— Надень, — сказал он глухо, с вызовом в голосе, будто это был не просто приказ, а проверка.

Я взяла квадратик, ощущая, как он скользит в ладони, и внезапно почувствовала себя ничтожной, как будто была не более чем фигуркой в чужой игре. Я попыталась открыть его, но пальцы дрожали; попытки были неловкими, неуклюжими. Он наблюдал за мной, его глаза прищурились, а челюсть напряжённо двигалась — казалось, он готов был отобрать у меня презерватив, но зачем-то терпеливо ждал, давая мне шанс.

Наконец он сам, нетерпеливым движением, вырвал его у меня из рук, и с резкостью, в которой было что-то угрожающее, расправился с ним сам, не отводя от меня взгляда. Казалось, в его глазах горело что-то холодное и острое, что почти причиняло боль. Я чувствовала, что он готов взять меня в любой момент, словно ожидание для него стало невыносимым.

Одним движением он обхватил меня за талию, словно не терпя больше никаких заминок, и резко прижал к поверхности кровати. Шелковые простыни коснулись моей кожи, и я зажмурилась, когда он перевернул меня на живот и поставил на четвереньки так что грудь колыхалась и вытянулась в конусы. Напряжённость в теле достигла предела, каждый нерв словно натянулся, готовый разорваться. Его руки жадно сжали мои бедра, подвигая меня ближе, и я поняла, что контроль окончательно ускользает из моих рук.

Сердце гулко билось в груди, когда он вошёл в меня, резко и жёстко, не оставляя мне времени привыкнуть, не давая шанса хоть как-то осмыслить происходящее. Член огромный, жилистый, тут же растянул меня настолько, что казалось сейчас лопну. Он кажется даже не вошел до конца. Всхлипнула и закусила губу…Какого черта я даже не сопротивляюсь. Но мне кажется уже поздно…Его хватка была грубой, неумолимой, и я ощутила, как боль и наслаждение сливаются воедино, оставляя меня беззащитной перед его яростью и страстью. Он двигался с той животной силой, которой я не могла противостоять, и это только сильнее заводило меня, как бы я ни старалась подавить этот всплеск чувств. А ведь должно быть иначе…почему меня так сильно тянет к нему. В этом что-то противоестественное.

Его руки скользнули вверх, грубо смяв мою грудь, пальцы впивались в кожу, оставляя следы. От этих прикосновений в голове все смешивалось, и я уже не знала, где начинается боль, а где — удовольствие. Его движения становились всё более неистовыми, резкими, отчаянными, словно он пытался оставить во мне свою тёмную метку, отпечаток, который я не смогу стереть.

На какое-то мгновение он прижал меня к себе, прижав к своему горячему телу, обвивая рукой мою шею. Повернул голову к себе. Я ощутила, как его дыхание обжигает моё лицо, а его язык неожиданно скользнул по моей щеке, собирая мои слёзы. Это было унизительно и странно сладостно, словно с каждым моим всхлипом он становился только сильнее. Я сжала губы, чтобы не позволить себе расплакаться окончательно, но меня предало собственное тело, дрожащее от каждого толчка, от каждого его звериного рычания.

Я чувствовала себя пленницей, жертвой, но с каждым новым движением осознавала, что мне этого нужно. Боль, напряжение, его дикая, неуправляемая сила — всё это отзывалось внутри меня, как давно подавляемая тяга к чему-то опасному и запретному.