РАЗВОД. Я (не) отвечу

Вперед

Глава 1. Приданое

ГЛАВА 1. Приданое

- Хватит жрать! – ревёт Герман, стуча кулаком по столу.

Чашка с кофе из тончайшего костяного фарфора подпрыгивает и падает на бок. Кофе разливается по розовой скатерти, оставляя коричневое пятно в виде сердца. Какая ирония!

Я вскакиваю из-за стола и бегу наверх.

Ощущения – как будто ударили хлыстом по воспалённой коже.

- Мне не нужны твои целлюлозные ляжки и свисающее брюхо! – орёт он мне вдогонку.

При росте метр семьдесят пять я вешу пятьдесят шесть килограммов, у меня нет не только никакого целлюлита и обвисшего живота, у меня, наверное, нет подкожного жира вообще.

Скоро пляжный сезон, мы собираемся ехать на море, и он таким образом проявляет заботу о моём внешнем виде.

Жена должна соответствовать самым строгим канонам ухоженного тела, чтобы ему не пришлось краснеть и видеть в глазах чувство превосходства его друзей-миллиардеров.

Я всего лишь потянулась за вторым ржаным тостом, размером с банковскую карточку.

- Если ты прибавишь в весе два килограмма, я с тобой разведусь, - сказал он мне в день свадьбы. На первый взгляд это может показаться шуткой, но Герман не шутил, он говорил это на полном серьёзе.

Я стараюсь соответствовать, да, но я человек, со своими желаниями и слабостями, с ошибками и настроением, с воспоминаниями и мечтами.

Но это не считается. Главное, чтобы дом был в идеальном порядке, я безупречно одета и причесана, а вечеринки, куда приглашаются его друзья с жёнами-ядовитыми змеями-подругами остались в памяти, как лучшие светские вечеринки месяца.

Проклятые сборища! Это только кажется, что кейтеринг и прислуга в помощь. На самом деле, эти люди лишь выполняют твои поручения, а как они их выполняют и каков замысел – это полностью на моих плечах. Следить надо в оба.

Сначала я стеснялась и повторяла по сто раз уборщицам и горничным свои просьбы, проявляла снисходительность и старалась понять, что люди устают, а их труд не из лёгких. Но в таких делах, как известно, вежливость принимают за слабость и работают только хуже. Мне пришлось научиться включать стерву и жёстко пресекать разгильдяйство, откровенную халтуру, а иногда и воровство каких-нибудь для меня не значащих мелочей, типа брэндовой заколки для волос или шёлковой косынки, о существовании которой я давно забыла. Но тут дело принципа.

На кону моё собственное спокойствие и благополучие. Нельзя ударить лицом в грязь, ни разу. Вместо благодарности за успешный вечер, к которому просто невозможно придраться, так как я уже навострилась за три года брака, Герман не скажет ничего, это и есть его благодарность. А если он скажет, что я обленилась или того хуже, отупела от безделья, то будет скандал.

После скандала он может сесть в машину и уехать с ночёвкой в неизвестном направлении. У него нет сдерживающего фактора – он богат, и преградой для его выходок может быть разве что девяти бальное землетрясение.

Мы не на Западе, у нас нет «старых семейных миллионов», доставшихся по наследству с позапрошлого века, нашему капитализму не более тридцати лет, но об этом никто не хочет вспоминать. А хотят вспоминать то, что мой отец был обыкновенным советским хирургом в обычной московской больнице, пусть и заслуженным, а мать учительницей географии в средней школе.

Несколько лет назад мама попала под трамвай, сильно покалечилась, ей ампутировали ногу выше колена. Отец ввязался в сомнительный бизнес в одной частной клинике, на него повесили смерть какого-то авторитета с серьёзным огнестрельным ранением. Братки отобрали всё, что было, включая квартиру.

Папа устроился в другую частную клинику, так как его очень высоко ценили в профессиональных кругах, стал оперировать и сделал множество сложных удачных операций. Одним из пациентов был Герман. После поединка на рапирах в частном клубе.

Герман и фехтование – это нечто целое, прямо как Пушкин. Но он не один такой, их таких целый клуб миллиардеров- фехтовальщиков, сражающихся с друг другом настоящим оружием и по-настоящему. То ли у них «средневековые» нерушимые принципы, во что я не верю, как и во всё искусственное, то ли им скучно, и они устраивают себе дуэли-поединки.

- Док, чем я могу вам помочь? - спросил он папу после операции, строя из себя благородного барина. Это просто, когда практически ничего не стоит.

Я не знаю, что он ему рассказал и как представил свою жизненную ситуацию, но однажды привёл Германа в нашу съёмную квартиру, наверное, показать маму, что она и правда инвалид.

Я открыла дверь. На дворе полыхало жаркое лето. Я стояла в проёме босая, в джинсовых шортах и майке без рукавов, то есть во всей красе. И с распущенными волосами ниже плеч.

Через неделю я сидела с ним в дорогом ресторане и рассуждала об искусстве вообще и об искусстве правильных интерьеров в частности. На моём дипломе дизайнера ещё не высохли чернила от печати к тому моменту. Он был заинтересован и очарован, сказал, что я ему нравлюсь, и он хотел бы продолжить со мной встречаться.

Отец никогда не вмешивался в мою личную жизнь, также, как и мама, но я видела их глаза. Они хотели этого брака. И я согласилась. Многие, очень многие, мечтали оказаться на моём месте, Герман даже не был женат до меня. Вскружить голову молоденькой девчонке симпатичному богачу не сложно. К тому же, у меня и парня-то не было до него, я по натуре скромная и ещё и интроверт.

А Герман не просто симпатичный, он охренительный красавец-самец.

Так что в приданое жених получил мою девственность.

Дорогие читатели!

Приглашаю в новую историю!

Надя попала в очень трудную ситуацию... Полетели!