Необитаемый остров. Писательница в бегах

Остров Механа в Тихом океане, 2010

Лилиан

— Будь проклят день, когда я послушалась Русито и рванула с ним из Штатов в эти жуткие тропики! — причитаю, закрывая на ключ дверь номера. — Уж лучше бы меня сожрали репортёры и растоптали фанаты Кроули.

Теперь мой спаситель снимается на островах, а я из последних сил отбиваюсь от приставаний его дорогого племянника, сына вождя. Сам предводитель племени затаил на меня обиду.

— Жара, насекомые, жуткие нравы и отвратительное обслуживание! — Спускаюсь по скрипучим рассохшимся ступеням двухэтажной развалюхи с гордым названием "Сердце океана". — Общество распущенных дикарей! Вот тебе, милая, расплата... 

Внутри меня гуляет торнадо. Я — единственный постоялец гостиницы уже на протяжении месяца. Незнакомец в холле заставляет меня остолбенеть на мгновение. Кажется его зовут Павел, мы плыли вместе на яхте французского ТВ. Просыхал он редко и, похоже, меня не узнал. Пялится теперь с нескрываемым восторгом во взгляде, даже склонился в изящном поклоне. Я чуть растягиваю губы из вежливости.  Всё-таки первый европеец за время моего добровольного заточения. Спешу проскользнуть на улицу. Трещит рвущийся шёлк — моё парео зацепилось за щербатую дверь. Распахнутая настежь, она ни днем, ни ночью не спасает от духоты. Ткань расходится и оголяет мою ногу до самого бедра. Ходить с такими разрезами здесь небезопасно, и я, охнув, стремглав бросаюсь обратно к лестнице. Павел встает у меня на пути. Стопа предательски подворачивается, и я падаю на четвереньки, больно ударяясь коленями о неровные доски пола.

Смотрю на Павла, не скрывая неприязни. Взгляд его карих глаз острый, как гвоздь. Кровь приливает к моим щекам. Откуда он вообще взялся? Может и Русито вернулся? Но тогда он первым делом пришёл бы ко мне. Павел возвышается надо мной и не спешит помочь. Подтянутый, темноволосый, смуглый, выбритый до синевы, весь его бравый вид кричит о крутости.

— Индиана Джонс, твою мать, — бормочу и плавлюсь в собственном гневе. Брякаю сгоряча: — Терпеть не могу брюнетов!

Павел заливисто хохочет, наклоняется и подхватывает меня на руки.

— Обычно я вызываю иные чувства. — Его голосом сказки бы читать взрослым девочкам. — Не ожидал услышать подобное от ангела, волею случая павшего к моим ногам.

— Немедленно верните меня на землю.

— Вы русская? — продолжает скалиться Павел, — Не ожидал встретить здесь соотечественницу. Вас стоит вернуть на небо, а не на землю, но сие не в моих силах. Поэтому позвольте отнести столь суровую особу в её номер и проверить, не повредила ли она часом ногу.

— Вы слишком много себе позволяете. — Неведомый этим краям изысканный аромат мужского парфюма дурманит мозг. — Сама в состоянии передвигаться пока.

— Так в какой номер вас доставить? — Павлу плевать на мои слова. Он только крепче прижимает меня к себе. Его взгляд беспутно гуляет по груди, выглядывающей из чашек купальника.

— Поставьте меня… — отвешиваю ему звонкую пощечину.
       Взгляд Павла вспыхивает, а подбородок двигается вправо-влево, будто я ему по челюсти съездила. 

— Прекрати дёргаться. Твои ножки заинтересовали не только меня, — тихо говорит он и обращается на местном диалекте к портье Карлосу. Он развалился за стойкой и с интересом поглядывает в нашу сторону. — В каком номере живёт эта леди?

Получив незамедлительный ответ, Павел идет к лестнице. Он по-прежнему рассматривает меня, как диковинную зверушку, и я ворчу, прикрывая бедро обрывками парео.  
    — Почему мужчины в первую очередь пялятся на грудь и ноги? 
    — Потому что они у тебя бомбические.
    — Я не про себя... Почему не сказать девушке про взгляд, волосы?
Он останавливается и всматривается в моё лицо.

     — У тебя глаза, словно колодец с ключевой водой, глубокие и чистые, — выдыхает Павел, смущая меня эротическими модуляциями голоса. Взгляд мартовского кота также не вяжется с подобной велеречивостью: «Самоуверенный ловелас!»

— Позвольте ключ? — Павел ставит меня на ноги у дверей моего номера.

— Разрешите хотя бы мне открыть самой!

Павел разражается бархатным смехом. Его рука по-хозяйски проходится по моей спине и лёгким шлепком ниже поясницы завершает свое путешествие: 

— Разрешаю.

— Руки! — хмурюсь от его наглости и боли в районе правой лодыжки. 

— Прошу прощения, мой хрупкий ангел.

— Я вам не ангел, и, как видите, моя бренная плоть не рассыпалась на части. Не стоило устраивать представление и тащить меня на руках через всю гостиницу. Тем не менее спасибо и… До свидания.

С ловкостью рыбака я выуживаю ключ из бездонной пляжной сумки, открываю комнату и захлопываю дверь перед носом Павла. Сердце ни с того ни с сего устраивает в груди пляску святого Вита. Над самым ухом раздается стук.

— Скажи хотя бы своё имя!

Я бегу на балкон, желая укрыться от наваждения. Однажды с этих слов началось знакомство с человеком, разрушившим мою веру в любовь. Отныне она живет только в моих книгах.

— Ты передумаешь по поводу брюнетов! 

Надеюсь, дверь выдержит его натиск и не слетит с петель, потому что в этот момент мне уже не до наглого соотечественника. В плетеном колченогом кресле восседает Лок, сын предводителя племени. Я вжимаюсь в стену. От одного вида его обнаженной груди и рук, покрытых татуировками и бугристыми мышцами, меня всегда бросает в дрожь. Парень не заморачивается ношением одежды, надевая лишь джинсы, и то не всегда. 

Когда выяснилось, что Русито уговаривал меня укрыться на его родине, чтобы сосватать за своего брата, я хотела немедленно уехать. Но вождь с пониманием отнёсся к моему отказу и предложил пожить на острове, пока уляжется скандал на материке. Зато его сын стал моей тенью. Я всё реже выхожу на прогулки, ощущая себя ланью, за которой крадётся тигр. На острове отец Лока обладает безграничной властью, жаловаться, случись что, некому. Еще раз кляну себя за глупость, что приехала в место, где не работает ни один сотовый оператор и нет интернета. Когда придет пароход с континента, я могу оказаться глубоко беременной. Кстати, а как сюда приплыл Павел? 

— Кто позволил тебе войти? — как не хорохорюсь, голос дрожит. Общаемся мы на английском, который Лок скверно, но знает.

Он встает с жалобно скрипнувшего от его телодвижений кресла, подхватывает меня за подмышки и тащит в комнату.

— Поставь меня немедленно, — верещу я, беспомощно болтаясь в мощных как у Кинг-Конга руках.

— Ты дать себя в руки белый мужчина, — рычит он и прижимает меня к стене. — А мне запрещать даже приближаться к себе.

Его черные как угли глаза, проедают меня насквозь, а дыхание обжигает. Если у секса есть запах, то от Лока им не то что пахнет, разит. Он прижимает мои плечи к стене, коленом раздвигает бёдра. Хочу крикнуть, но в груди заканчивается дыхание. 

— Я любить тебя, — голос Лока проникает в глубины сознания, стены плывут влево, во рту немеет язык и когда его рука сжимает мою грудь, я проваливаюсь в темноту.

Прихожу в себя на кровати. Боюсь открыть глаза, прислушиваясь к звукам. Тишина. На столике возле постели появилось блюдо с фруктами и глиняный кувшин с алым крупным цветком, похожим на лилию. Купальник по-прежнему на мне, да и по ощущениям всё цело. Болит лишь нога, которую я подвернула в холле. Меня раздирают двойственные ощущения: я боюсь страсти Лока и в то же время мне льстит его искренняя привязанность. По этому парню вздыхает вся женская половина острова. К тому же, ненавидя мужчин в силу незадавшегося замужества, я проникаюсь семейными ценностями аборигенов. Здесь люди по-настоящему счастливы, не имея ничего лишнего. Но представить себя женой Лока я не готова. Ушёл и хорошо. Одного замужества с меня достаточно. Чёртов Кроули! Слезы наворачиваются на глаза. В памяти возникает Павел. Он вызвал во мне странные чувства. Пока я не поняла какие.

— Спокойствие, только спокойствие, — эластичный бинт приносит заметное облегчение ноге, но внутри всё переворачивается, как бельё в стиральной машине.  Снимаю с себя порванное парео, купальник, включаю скрипучий вентилятор, заменяющий кондиционер, и вытягиваюсь нагишом на кровати под светлым льняным балдахином. Два раза снаряд не падает в одну воронку, надеюсь, больше гостей через окно не ожидается. Лопасти с облупившейся белой краской гоняют тёплый воздух по комнате.