Лекарство от одиночества

– Это что? Такая глупая шутка? – холодно интересуется мой муж, отрывая взгляд от зажатого в руках конверта.

– То, что глупая, даже спорить не буду, – смеюсь в ответ. – Но почему сразу шутка, Юра?

– Ты что, надо мной издеваешься?!

С удивлением вглядываюсь в побелевшее любимое лицо. Внутри что-то екает. Будто беды предчувствие.

– Это просто ДНК-тест, – замечаю я непривычно дрожащим голосом. – Согласись, это ненормально, что каждый встречный-поперечный считает своим долгом усомниться в том, что Мишка – твой сын. Достало!

Задетая Юркиной странной реакцией, отворачиваюсь к окну и, натянув рукава на вмиг озябшие пальцы, делаю несколько глубоких вдохов в безуспешной попытке вернуть себе хорошее настроение. У мужа юбилей, у нас куча гостей за стенкой… Не могу же я вернуться к ним с кислой рожей? К тому же Юру тоже можно понять. Наша ситуация была бы смешной, если бы не была такой грустной. Когда свекор в первый раз добавил к имени «Мишка» приставку «Япончик», мы только посмеялись, да. Но со временем нам стало не до смеха. Мишка рос, его отекшее в родах личико разглаживалось, а глазки так и оставались узкими. Знали бы вы, какой простор для всяких шуточек и подколов это дало нашим близким! Да, их поддевки были незлобивыми на первый взгляд (вряд ли кто сомневался на самом деле в моей верности мужу), но когда одно и то же начало повторяться из раза в раз, в какой-то момент оно стало проблемой. Сначала для Юры, а потом, неизбежно, и для меня.

– То есть ты хотела, чтобы я убедился в своем отцовстве? – мертвым голосом переспрашивает именинник. Ответ очевиден, поэтому на вопрос мужа я лишь раздраженно веду плечом. Глупо все получилось. От своей выходки я ожидала совсем другого: что мы посмеемся и навсегда закроем для себя эту тему. Только что-то пошло не так. Юра молчит, очевидно, ожидая от меня каких-то оправданий, а я тупо не понимаю, почему должна оправдываться. Неужели до него не доходит, сколько боли мне причиняло то, как настороженно он порой смотрел на Мишку?

– Так вот, Эль, здесь написано, что вероятность моего отцовства составляет ноль процентов.

– А? – оборачиваюсь, открыв рот.

– Если верить этой писульке – Миша не мой сын.

«Не мой сын… Не мой сын… Не мой сын», – эхом гремит в ушах. Сердце обрывается, летит в пятки и снова взмывает вверх, когда я понимаю, что Юра просто врет, чтобы проучить меня за «ужасную» выходку с тестом. Ну чего я, дурочка, напряглась? Мишка – результат ЭКО, вероятность ошибки полностью исключается. А уж в том, что я верна мужу, не о чем и говорить. Вот уже восемь счастливых лет для меня не существует других мужчин.

– Ну да, заливай, – хохочу я, подбегая к мужу и вешаясь ему на шею. – Какой же ты дурачок, Валов! Придумал ведь… И, главное, с таким серьезным видом задвигаешь мне эти бредни! Артист погорелого театра, блин.

И тут Юра как заорет:

– Да ты совсем, что ли, меня не слышишь?!

Абсолютно дезориентированная, гляжу на его перекошенное лицо. Вот я еще к нему прижимаюсь, а вот уже растекаюсь по стенке. Выходит, он меня оттолкнул? Оттолкнул… Мой Юра? Пришибленно касаюсь рукой гудящего затылка. В процессе я ударилась головой. Ничего страшного. Кости черепа – самые твердые в организме. Но сам факт… Пытаюсь, и не могу осознать, не могу постигнуть всего ужаса, который с нами вот только что случился. Это что же такое происходит, а? Что с нами, мать его, происходит?

Пока я, как выброшенная на берег рыба, открываю и закрываю рот, в кухню заглядывает свекровь.

– Ну что вы тут застряли, голубки? Давайте-ка к гостям! Там Бутенко приехал. Говорит, чуть не сорвалось все. Какая-то проверка нагрянула, – тараторит она, но вдруг почувствовав сгустившееся напряжение, осекается и уже не так весело интересуется: – У вас все нормально?

Нет. Нет… Мои нервы сдают, с губ срывается странный булькающий звук. То ли всхлип, то ли смех – так сразу и не разберешь. Глаза Веры Павловны, которую я по давней традиции зову мамой, заполоняет тревога. Я не знаю, как в эти глаза смотреть, как объяснять, и надо ли? Ведь наверняка случилась какая-то чудовищная ошибка! Да, правильно. Не нужно спешить. Мы с Юрой разберемся не сегодня так завтра, а старики будут только зря переживать.

– Конечно, нормально. Пойду встречу Жорку.

Юра уходит так быстро, что меня обдает ветерком. Уходит, не извинившись, как будто это нормально – швырять меня вот так.

– Элечка…

– Все нормально, мам. Вы идите. Я сейчас тоже приду, только мясо проверю, ладно? – жалобно прошу я.

– Да-да, конечно. Но если Юрка тебя обидел – только скажи. Я ему быстро надеру уши. И папе наябедничаю! Юрка отца с детства до трясучки боится, ты знала? – заговаривает мне зубы свекровь, обхватив щеки сухонькими ладошками. Вымученно улыбаясь, прижимаюсь к ее лбу своим. Мама гладит меня по спадающим на спину волосам, как ребенка. В детстве этого было достаточно, чтобы преодолеть любую проблему. Вот бы и сейчас так…

– Мясо сгорит, – лепечу я, отстраняясь. Свекровь бормочет что-то успокаивающее и, наконец, оставляет меня одну. Через стеклянное полотно двери наблюдаю за тем, как она перехватывает и уводит прочь заплутавшего в лабиринтах нашего дома гостя. Мне не становится лучше от такой деликатности. Даже напротив. Чтобы не заплакать, заставляю себя сосредоточиться на дыхании. Мои наполненные паникой мысли разбавляет сладкая мысль о том, что нам с Юрой очень повезло с родителями. Назло всем анекдотам и сложившимся в народе стереотипам, мы как-то очень быстро нашли общий язык и стали по-настоящему родными. У нас даже есть общий чат в Телеграм… Да и то, что мы уже столько лет живем с его родителями, что-то да значит.

Обхватив себя за предплечья, отворачиваюсь к окну, за которым до самого горизонта простирается синее море. Жаль, холодно еще. Не помедитируешь, раскинувшись звездой на волнах. Помню, когда у нас с Юркой не получалось забеременеть, я только морем себя и спасала. Вода смывала с глаз соль отчаяния, приводила в порядок мысли и шумела в ушах: «Все будет хорошо».

Взгляд цепляется за брошенный на подоконнике результат теста. Я была до того уверена в его положительном результате, что даже не посчитала нужным заглянуть внутрь, перед тем как показать его Юре… А тут, да. Ноль процентов. Ноль. И хрен с ним, казалось бы. Ясно же, что имеет место какая-то чудовищная ошибка, но, боже мой, как обидно! Как он мог так со мной поступить?

Звуки набирающего обороты веселья вдруг резко становятся громче и снова стихают. Разворачиваюсь к двери.

– Элька, у тебя тут что-то горит! – басит Бутенко.

– Ох ты ж черт! – бросаюсь к духовке, дергаю на себя дверцу и тут же отшатываюсь, чуть не обварив лицо столбом вырвавшегося из нее пара. – Ай!

– Ну, е-мое, Эльвира Валерьевна! – бросается меня спасать Георгий Борисович. В обычной жизни Бутенко зовет меня, как и все друзья, Элей, а вот я так и не смогла себя переломить.

– Нет-нет. Я сама. А вы, доктор, поберегите свои драгоценные руки. – Отпихиваю Бутенко бедром. У меня хоть силиконовые прихватки имеются. А у Борисыча – только не слишком надежная защита в виде сложенного в несколько слоёв полотенца.

Вынимаю противень. Ставлю на заранее приготовленную подставку. Пальцы дрожат. То ли от напряжения, то ли от нервов. Понимаю, что Бутенко это тоже заметил. И, наверное, порадовался, что я в декрете. Ведь в операционной с таким тремором даже обычной медсестре вроде меня делать нечего.

По какой-то нелепой причине мне становится ужасно стыдно. Я с Бутенко-то и не работала толком. Пару месяцев, когда мне после четвертого курса меда повезло попасть на практику в его отделение, вряд ли можно принимать во внимание. Потому что уже в конце августа я попала под машину, загремела в травму, еле выжила (спасибо Юре), а потом по закону жанра влюбилась в своего спасителя и выскочила за него замуж. Да и кто бы на моем месте в него не влюбился? Молодой, красивый, талантливый… На него облизывались все медсёстры и пациентки в возрасте от пяти до ста. Мне казалось чудом, что среди такого многообразия выбора он выделил меня. И, наверное, неудивительно, что мне как-то сразу вдруг стало не до учебы. То реабилитация, то Юркина стажировка в Японии (то, что я поеду с мужем, подразумевалось само собой), то попытки зачать. Со временем академ, который я взяла на год по здоровью, отодвинулся сначала на два, потом на три, а потом меня до того затянула рутина, что мечты выучиться на врача так и остались мечтами. Я работала операционной медсестрой при муже, пыталась забеременеть, и чем больше времени проходило, тем призрачней становился шанс вырваться из этого замкнутого круга. Даже родители, для которых то, что я не доучилась, стало трагедией, постепенно смирились. И лишь Георгий Борисович нет-нет да и спрашивал, не надумала ли я восстановиться. Смешно. В двадцать восемь лет?!