Монстром буду я

Жарко до такой степени, что кажется, я снова в охваченном огнем поле. В этот раз нет раскаленного воздуха и дыма, наоборот, кажется, что в пламя превратилась я сама. Жарко, очень жарко, а простыни такие холодные, прижимаюсь к ним лицом. Хорошо, они такие нежные и прохладные.

Грудь разрывает кашель, от которого искры в глазах. Я простудилась? Уж больно похоже на пневмонию, которой я болела в детстве. Даже спина болит там, где легкие, мне нельзя болеть, а как же сестры? Они же, наверное, и не ели ещё, я сейчас же должна встать и приготовить для них хотя бы кашу. Подрываюсь и сажусь на кровати, но голова кружится настолько, что снова ложусь, зарывшись в подушку лицом. Какая же она мягкая, вставать не хочется совсем, как же ломит все тело!

«Любава…» – кажется, слышу жалобный крик своей младшей сестренки и рассеянно открываю глаза.

Сажусь снова, но не могу понять, где я, и откуда кричала сестра. Все вокруг закрыто мутной плёнкой и кружится, а ещё я хочу пить, сил нет, как сильно хочу пить! Протягиваю руку влево, обычно возле кровати на столике стоит кружка с водой, но сейчас там ее нет. Что-то стеклянное падает со звоном на пол, но без понятия что, на бутылочки больше похоже. Неужели, отец сходил к врачу в город мне за лекарствами? Скорее всего, это ему кто-то привез, сам отец таким бы не занимался. Нехотя спускаю ноги с кровати, какая-то она низкая, да и пол холодный, каменный, что ли? Куда подевались доски? Поднимаю с пола бутылочку, наверное, это и есть лекарство. Опять сотряс кашель, так что едва не свалилась с кровати, пока открыла бутылку и выпила лекарство. Странное какое-то оно на вкус, даже не могу ни с чем сравнить, сладкое и совсем не горчит как все лекарства. Жаль только, что от лекарства пить захотелось ещё больше, но хотя бы кашель уменьшился. Надо выпить воды, но я так устала, глаза слипаются.

«Любава…» – услышала снова голос и узнала Софию.

Она голодная, я должна о ней позаботиться, больше некому. Со стоном поднимаюсь, меня шатает, и ноги не держат. Оступаюсь и прижимаясь боком к стене. Прохладная поверхность дарит облегчение, прижимаюсь к ней лбом, надеясь, что мне это поможет чувствовать себя лучше – не помогло. Собралась с силами, почти видя перед собой образ Софии, что просит покушать. Держусь за стенку и медленно иду туда, откуда мне слышатся звуки кухни. Кажется, и дверь нашла, странно не помню, чтобы дома были такие двустворчатые двери. Ручка на двери поддалась не сразу, лишь после того как я на нее всем телом навалилась. К несчастью, дверь открылась вовнутрь, и я полетела следом за ней на пол и буквально распласталась там с грохотом.

Тяжело дышу, смотря на потолок, красивый, на нем пляшут жар-птицы. Такие красно-оранжевые, с длинными черными клювами и нарисованные маслом. По всей видимости, у меня начались галлюцинации, надо полежать, но София… Кто-то заслонил мне жар-птиц, не могу рассмотреть его лица.

– Вставай, – потребовал он такой интонацией, как требует папа.

– Сейчас, сейчас я встану, – вяло обещаю, с трудом перекатываясь на бок.

Подняться на локотки не получилось, меня подняли на ноги раньше. Вертикальное положение телу не понравилось, снова занесло, но в этот раз меня подхватили. Перед глазами темные точки и все кружится, зажмуриваюсь, ожидая, когда все перестанет кружиться. Кто это, папа? Папа не такой высокий. Тело бьет озноб, хочу позвать отца, пока не замечаю какие прохладные руки у того, что держит меня за шкирку, словно котенка. Открываю глаза и кричу во все горло от увиденного.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – кричу, пытаясь отбиться от самого настоящего чёрта.

Чёрт с волосатой моськой и носом пяточком скривился, но шкирку не отпустил, наоборот удержал за нее, когда я чуть не свалилась на землю.

– Любава! – неожиданно рявкнул на меня чёрт, так что замерла в испуге.

– Хан Артал, что здесь происходит? – подал голос кто-то с ледвижским акцентом.

Нерешительно попыталась разглядеть собеседника чёрта, но не смогла, сам адский приспешник вцепился мне в подбородок, не давая повернуть голову.

– Хан, я провожу Хатун в ее опочивальню, – в этот раз заговорила женщина с тем же ледвижским акцентом.

– Пошла вон, – скомандовал черт резко, нервно дергая своими пушистыми усиками.

Кому это он сказал: мне или той ледвижке, что стоит за моей спиной? Откуда вообще взялись в нашем доме ледвижцы и самый настоящий черт? Он, конечно, в дорогом халате, но все же черт, волосатый, патлатый, уши торчат. Невольно потянулась пощупать уши, но так и не дотянулась до них. Щеки, щеки-то какие холодные! Чуть не завизжала от удовольствия, стремительно подавшись вперед, прижалась к прохладной щеке лицом. Колючая, но прохладная, будто мясо из холодника.

– Хорошо, – простонала, прикрыв глаза.

Холодный, такой холодный, что даже сквозь одежду чувствую прохладу. Если подумать – это всего лишь моя галлюцинация, так что могу пожелать, что угодно, и это исполнится. С неохотой оторвалась от чёрта, держусь за ткань его одежды, чтобы не упасть.

– Сними одежду, – потребовала у своей галлюцинации.

Откуда-то сбоку от чёрта вскрикнула женщина и замолчала. Засмеялся мужчина и проговорил что-то на ледвижском с насмешливой интонацией. Черт изменился в лице, будто сбросил оцепенение.

– Пошли вон! – рявкнул он как-то знакомо, что волна дрожи прокатилась по телу.

Что-то я не то сказала, судя по тому, как черт на меня смотрит, не отрываясь и даже не мигая. Это что он такое надумал себе, пошлый чертяка?! Отцепилась от его странного халата и отошла на шаг, чудом удержавшись на ногах. Черт ручки свои загребущие ко мне потянул, вот тогда-то я, дочь жреца, и не сдержалась. С размаху ударила кулаком ему в челюсть, точнее попыталась, он в последний момент отклонил голову, меня занесло, и я свалилась ему на руки.

– А ну отпусти, пошлый чертяка! – кричу, пытаясь вырваться или хотя бы встать. – Ты хоть знаешь, что с тобой мой папа сделает?!

Черт заглянул в мои глаза, уголки его губ подрагивают, так сильно он пытается скрыть ухмылку. Вот же бес, смешно ему от моих угроз! Какой бы ты, адово создание, прохладный не был, но больше меня этим не соблазнишь!

– Он тебя изгонит, нечисть проклятую! – пламенно пообещала ему, смотря с ненавистью.

Чёрт никак не отреагировал на мое высказывание, но по глазкам-то видно, что разозлился.

– Маратси, она мне надоела, – обратился монстр к кому-то на другом языке, который я почему-то поняла. – Разбирайся со своей ошибкой сам.

С этими словами чёрт, казалось бы, поставил меня на ноги, но на самом деле толкнул. Меня подхватил кто-то ещё, в отличие от чёрта он был деликатен и поставил на ноги ровно, почти сразу убрав от меня руки. Возможно, я бы даже была ему благодарна, если бы не услышала шипение.

– Змея! – завизжала с ужасом и отпрыгнула спиной на чёрта, затылком двинув ему в челюсть.

Огромная змея удивленно прошипела что-то, размахивая патлами до задницы. Никогда не видела волосатых змей! Тем временем уродливая змеюка ростом под два метра, в таком же, как и у чёрта, халате, потянула ко мне свои покрытые чешуйками руки. Я завизжала с такой громкостью, что сама немного оглохла. Прохладная ладонь чёрта зажала мне рот, когда я в тщетной попытке пыталась за него спрятаться, но он не дал. Огромная, слегка вытянутая, змеиная морда показала раздвоенный язык, и у меня от испуга всё поплыло перед глазами. Терпеть не могу змей!

– Что это с ней? – удивленно прошипела змеюка, растягивая слова.

– Убери ее! – потребовала у чёрта, освободив свой рот и всё-таки спрятавшись у него за спиной. – Убери эту змеюку!

Змея говорит, цветочки двигаются, черт огромный и плечистый, по-моему, мне пора обратно в кроватку. Ногу жжет, там, где у меня шрам от укуса змеи, что я получила ещё в детстве. В ушах стучит собственное сердце.

– Эй, женщина! – зашипела на меня змея, вновь вызвав мой испуганный вскрик.

– Убери ее! – истошно надрываюсь я, в панике тряся чёрта за руку.