Новая хозяйка академии

– Сударыня Косса, вам письмо! – радостно провозгласил наш местный посыльный – старик Ждан.

Дети отвлеклись и зашушукались, а я недоумённо захлопала глазами. Письмо? Мне?

– Доброе утро, дорогой Ждан, – мягко произнесла я, – дети, поприветствуйте нашего гостя.

Раздался нестройный хор голосов, который презабавно умилил старика. Расплывшись в улыбке, Ждан поздоровался в ответ. Когда необходимые ритуалы были соблюдены, я коротко извинилась перед детьми и вышла в коридор.

– Держите, сударыня Косса, – старик вручил мне снежно-белый конверт с гербовой печатью.

Сердце ёкнуло – печать была знакомой и приятных чувств не вызывала. Я машинально поблагодарила Ждана и повертела конверт в руках.

Вскрывать его мне не хотелось.

– Что-то вы побледнели, сударыня? Может, лекаря? – всполошился посыльный. Глубоко вздохнув, я покачала головой.

– Не стоит, – и улыбнулась, – загляните на нашу кухню, дорогой Ждан. Кухарка обещала вкусные плюшки к обеду.

Обманный приём новомодной науки – психологии. Я не желала слухов, а старик известный любитель поболтать под горячительное. Такой приём назывался "перевод внимания". И действительно, услышав про плюшки, Ждан засобирался и мгновенно забыл про меня.

Сжав письмо в руке, я вернулась в класс.

Уроки в нашей детской комнате начинались рано. Дети зевали, были не собраны и въедливы. Неудивительно, что даже важное письмо вылетело у меня из головы. В первый день седмицы мои маленькие подчинённые всегда хулиганили. Пришлось постараться, чтобы вернуть их внимание, нарушенное Жданом.

Детская комната при пансионе была очень известной. Для занятых родителей она стала настоящим спасением. Для меня, признаться, тоже. Я любила общаться с детьми и была готова посвятить им свою жизнь. В учительницы пансиона меня не взяли – сказали, что слишком молодая, и указали на дверь. Но, на моё счастье, мимо приходила матушка Агафья и, сжалившись, пригласила к себе в помощницы. Матушка Агафья работала в детской комнате и вела два класса: в одном готовила к пансиону детей купцов, ремесленников и мелких дворян, а в другом обучала грамоте и математике будущих слуг да крестьян. Меня она пристроила в класс побогаче – дескать, молодая приятная девушка, вдруг и приглянётся кому. К слову, она не ошиблась – предложения действительно поступали, но я непреклонно отказывала. Мне нравилась жизнь в пансионе.

Освободилась я ближе к вечеру и сразу поднялась к себе в комнаты. Княгиня Вольская, которая курировала наш пансион, любезно построила для учительниц отдельное жильё. Это был небольшой особняк на двенадцать комнат, в каждой – гостиная, туалетная комната и спальня. После монастырской кельи такое убранство казалось мне императорским дворцом, не меньше! Расположившись в гостиной, я втянула приятный запах барбарисового чая и вскрыла письмо.

Подчерк был незнакомым. Очевидно, писал его не Чёрный Человек, а секретарь или помощник. Но какая разница, ведь ничего хорошего письмо из прошлого не сулило. Вчитавшись в ровные строчки, я с трудом сдержала крик.

"Двадцатого числа князь Ольховский был убит..."

"Душегуба поймать не удалось".

"Через три дня было вскрыто завещание..."

"Согласно завещанию, княгиня Косса Ольховская-Венская, в девичестве Ольховская, становится главной мастерицей Академии Северных Княжеств..."

"Засим просим явиться в столицу пред императорские очи..."

"Дабы исполнить волю покойного..."

Что? Что?!

Письмо выпало из рук. Это что, шутка?! Газеты ещё недавно писали про князя Ольховского, вполне довольного жизнью! Возможно, это послание – чья-то жестокая шутка! Но быть уверенной до конца я не могла – новости до нашей глуши доходили медленно.

Нет! Отец занимал место главного мастера столичной академии! Как я могу наследовать ему?! Это абсолютно исключено! Князя Ольховского удар хватит от такого кощунства! Нагулянная неверной женой, неродная дочь в его святыне, смысле жизни. Да никогда такому не бывать!

Я хотела порвать письмо, но в последний миг передумала. Спрятав его в ящик с бельём, в расстроенных чувствах отправилась спать.

За месяц до этого...

В кабинете, не жалея, жгли свечи. Слуги сбились со счёта, а хозяин всё не спешил в опочивальню. Скрипело перо, стучала императорская печать. Его высочество, цесаревич Данимир ждал важного гостя. Нарушив волю отца, он обратился к старому другу. На сердце у цесаревича было неспокойно.

Ровно в полночь, с двенадцатым ударом старых часов, в дверь постучали. Телохранители его императорского высочества неохотно пропустили безликую тень в длинном плаще и капюшоне, скрывавшем голову. Увидев гостя, тридцатилетний цесаревич вскочил как мальчишка.

– Как я рад, что ты вернулся, дружище!

Из-под капюшона раздалось ехидное хмыканье, впрочем, вполне миролюбивое.

– Может, выпьем? – предложил цесаревич. Тень отрицательно покачала головой.

– Позже, не здесь, – раздался хриплый, будто простуженный голос, – я тоже рад вернуться, Данимир. У нас проблемы?

Вопрос в лоб. Его гость не любил ходить вокруг да около.

– Меня беспокоит Академия Северных Княжеств. Кажется, назревает буря...

За окном кружил снег. Зиму обещали холодную, с буранами и метелями.