Её выбор. Его любовь

Я открыла глаза.

Закрыла.

Опять открыла.

Это точно не моя спальня. Хотя, моя..

Тяжелые, бархатные портьеры закрывали окна, не пропуская солнечный свет. Над кроватью свисал массивный балдахин, на полу старинный ковёр.. И вообще, обстановка роскошной комнаты напоминала комнату в музее. Стиль классического барокко или около того, к сожалению, я не настолько хорошо разбиралась в дизайне, чтобы сказать точно. Однако логика подсказывала, что даже в отелях и гостиницах такой стиль уже давно нигде не используют — по крайней мере, если не косят под глубокое средневековье. Уж очень выглядит мрачно и тяжело. Тканевые гобелены грязно-зеленых и желтых оттенков закрывали стены, как советские ковры у бабушки в деревне. И хоть все вокруг — и кровать, и размеры окон, и пуфик у позолоченного зеркала кричали о роскоши, все равно создавалось гнетущее и давящее впечатление.

Я тихо поднялась на локтях и огляделась. В голове был туман, было непонятно, как относиться к происходящему. Я была совершенно уверена, что вчера до ночи писала отчет, чтобы новый директор фирмы, про которого шли просто невероятные слухи о придирчивости и жесткости, остался доволен. А потом уснула. И вот теперь рассматриваю розовый пуфик и пытаюсь понять, откуда я знаю, что сейчас откроется дверь покоев, и в нее войдёт моя личная горничная Аурелия с завтраком и предложит налить ванну. Я это знала так же хорошо, как и то, что меня сейчас назовут Ваше Высочество, принцесса Юлианна.

Откуда? Хороший вопрос. Почему я одновременно и Юля — менеджер среднего звена в судостроительной компании, и принцесса Юлианна? В памяти четко были две жизни двух разных, во всем разных девушек. И та, и та была я. Но как это возможно?

Дверь и вправду открылась, а в покои действительно вошла Аурелия. С привычным поклоном она произнесла:

— Ваше Высочество, вы уже проснулись? Сегодня вы ранняя пташка. Разрешите раскрыть шторы?

— Да, Аурелия, можешь раскрыть. И приоткрой окно, за ночь камин немного накоптил — хочется подышать свежим воздухом, — эти слова вырвались непроизвольно и подозрительно легко, как будто мне было не привыкать такое говорить.

Я пыталась осмыслить, откуда знаю, как разговаривать со служанкой, и почему завтрак, материализовавшийся на моей кровати на маленьком столике, такой знакомый и привычный, как будто это те же бутерброды, что я ем всухомятку по утрам. Но при попытке осознать все это голова начала болеть еще сильней, а туман в ней стал путать мысли и мешал сосредоточиться. Чтобы снять наваждение, я (Юля или Юлианна?) несколько раз глубоко вздохнула и потрясла золотыми кудрями. Кудрями? Вроде у меня отродясь прямые волосы были. Прямые как палка. Или нет? Головная боль усилилась, и я резко откинулась на подушки, чуть не залив кровать ароматным кофе.

— Аурелия, приготовь ванну, — раздражение вылилось на ни в чем неповинную служанку, которая вздрогнула, услышав резкий голос своей госпожи. Обычно она слышала капризный, плаксивый, тонкий, раздраженный. Но не грубый и почти злой. Бедная девушка затряслась и, опустив еще ниже голову, пробормотала:

— Сейчас, сию минуту, миледи, — и максимально проворно вылетела из покоев, оставив сердитую принцессу один на один со своими мыслями.

А подумать было о чем. Я знала, что через час должна предстать перед отцом — Его Величеством королем Линсоном Пятым. И знала, о чем пойдет разговор. А вот что говорить ему, не знала совершенно. Поэтому молча жевала круассан и сверлила взглядом дырку в противном гобелене на противоположной стене.

****

— Юлианна, — отец смотрел строго, — мы это уже обсуждали. Я решения не изменю, завтра же отправляйся во Флорентию. Отбор невест для Андриана уже начался, ты последняя, кто приедет.

— Я не хочу надолго оставлять тебя, отец, — я говорю то, что говорила Юлианна ему еще вчера. У меня стойкое ощущение, что я это и была. Хотя.. Я выражала свой протест бы совсем по-другому, не как робкая овечка, боящаяся глаза от пола поднять. И все же мозг вызывал в памяти четкую картину, что именно я это и говорила. — И я боюсь Андриана, про него ходят невероятные слухи, говорят, он — женоненавистник.

Брови у короля сурово сдвинулись. Он поглядел на меня как на дурочку. Да я даже знаю, почему. Вчера он своей дочурке точно на такое же возражение битый час втолковывал, что Андриан — не чудовище, и это просто слухи; что она — наследница Исларии, богатейшего королевства в округе, и для принца будет большой честью взять ее в жены.

Что отбор невест — это просто дань традициям их страны; отцы молодых уже давно договорились об условиях будущей свадьбы, поэтому ничего страшного его дочь-трусиху там не ждет. Вдобавок, ей не нужно быть там постоянно: невесты пройдут отбор, а после, перед объявлением результатов, могут уехать домой. И приехать через неделю. На официальное объявление невесты принца. И вот теперь, когда кажется, что все вопросы уже решены и закрыты, Юлианна задаёт те же самые вопросы и озвучивает вчерашние страхи. Тут есть от чего прийти в негодование.

Да, да, я все это прекрасно понимала. Но что я могу? Говорить от себя? От кого от себя? От Юли, родом из Рязани? Или все же от Юлианы — принцессы Исларии? Что-что, а характером я на нее совсем не похожа. Мне кажется, что она боится всего на свете. Но тогда совершенно непонятно, почему я помню всю ее жизнь так, как будто она моя собственная. Вот и приходится бедному родителю опять отдуваться. Я даже посочувствовала королю Линсону — такой гордый, суровый, решительный, и досталась такая меланхоличная дочь, у которой вечно глаза на мокром месте. Сейчас я понимаю, как тяжело ему было со мной. Хотя Юлианна отродясь всегда считала себя жертвой.

— Юлианна, ступай в свою комнату и готовься к выезду, — устало проговорил родитель. — Я не хочу опять объяснять тебе то, что говорил вчера. Ступай, девочка.

Я на секунду зависла. Я точно знала, как должна была повести себя в этот момент наследная принцесса. У нее прямо сейчас должна была начаться истерика, которая закончилась бы обязательно обмороком. Она должна была бы, обливаясь слезами, жаловаться на жестокость отца и его бессердечность. К своему удивлению, я уже почувствовала горький комок, подступающий к горлу, а так же слезы, собирающиеся в уголках глаз.

Его Величество точно также мрачно дожидался именно этой реакции и был готов к ней. А что ему делать? Вот такая дочь досталась. В его глазах была такая безысходность от предстоящего скандала, что я, другая, вдруг взбунтовалась.

Я-то — не Юлианна. Ну, или Юлианна, но характер у меня точно Юлин. А он — сто очков вперед любому мальчишке-забияке даст. Нет, я не хотела замуж за Андриана, но и устраивать истерики тоже не в моих правилах. Поэтому я осушила слезы и смело заглянула в глаза отцу.

— Хорошо, отец, я буду готова через полчаса. Последний раз я видела Андриана десять лет назад и вполне допускаю, что из дерзкого своевольного мальчишки он мог стать благородным юношей, достойным твоей дочери. Только дай мне обещание, что и я смогу посмотреть на него не предвзято, не с позиции невесты, за которую все решили. Ведь если он хотя бы вполовину так страшен, как про него ходят слухи, то на руку Юлианны.. то есть мою.. найдется еще немало желающих. Свет клином на Флорентии не сошелся. Ведь она нам — не соперник.

Брови Линсона Пятого взлетели по лбу и запутались где-то в рыжей шевелюре. Он смотрел во все глаза на свою дочь и не мог собрать мысли воедино. Конечно, когда ждешь скандала, а тут тебя ожидает разумный собеседник, это обескураживает. Вдобавок, наверняка его ввела в ступор просьба дочери. В этом мире женщины не ставят условий, они слушаются приказов. И могут что-то попросить или вымолить слезами и истериками, если их достаточно любят, или вообще никак. Насколько я понимаю, как разумное существо, здесь женщин не воспринимают.

Но я знала, на чем сыграть — на гордости короля. На гордости за свою страну, за свой народ и на его собственном авторитете. Вот это Линсон Пятый понимал. Себя он очень уважал. Так что, как только отойдет от первого шока, возможно, сможет найти плюсы в моем предложении. Почему Юлианна ни разу не попробовала на этом сыграть, если прекрасно это знала, вместо того, чтобы устраивать бесполезные истерики, мне было совершенно непонятно.