Карамелька 2. Военно-космический флот

Каролина

Ненависть...

Я прекрасно была знакома с этим чувством. Нет, в последнее время не ощущала его в своем сердце. Больше того, навряд ли когда-то по-настоящему испытывала ненависть к кому-либо. Даже отчим не вызывал у меня таких ярких ослепляющих и сжигающих чувств, тогда как я на них имела полное право, потому что несмотря на его опеку выживать мне приходилось самой.

Странно… Оглядываясь назад, отчетливо понимала: то, что я испытывала к Ирадию, было злостью, яростью, бессилием, но никак не ненавистью, а вот то, что испытывали одногруппники по отношению ко мне последние два с половиной месяца учебы…

Это и было ненавистью, чистейшей яростью и... Обыкновенной завистью, которую лично я не могла ни понять, ни оправдать.

Да и как оправдать подлость? Мои успехи, когда я была капитаном, пытались подорвать любыми способами. Не все, конечно, но Медведь и Эльза делали все возможное, чтобы мне насолить. Точнее, именно Эльза настраивала Медведя против меня, превосходно манипулируя бестолковым парнем. После того, как он остался здесь без друзей, девушка стала его вечной спутницей. Мне же представлялась чертом, что сидел на его плече и нашептывал мерзкие предложения.

Остальные – подчинялись постольку-поскольку. Вроде бы и делали все, но энтузиазмом не горели. Что есть я, что нет меня – им было все равно, однако не было мне. Я хотела, я горела желанием стать первым помощником веркомандира, я жила этой мечтой последние месяцы, выжимая из себя все и даже больше, и именно поэтому сегодня – в этот важный день – сорвалась и впервые ударила человека.

Ударила не для защиты, а нападая первая, потому что и дальше так продолжаться просто не могло. Все они, каждый из них...

Они прекрасно знали, что сегодня мы принимали присягу, чтобы гордо назваться курсантами космической военной академии. Последние три дня никто толком и не спал, потому что мы раз за разом декламировали слова присяги, вышагивали по плацу и отрабатывали элементы строевой подготовки. Нервы были на пределе – у всех, но сорвалась именно я.

Со всей дури врезала Медведю, нанося точечные удары в самые уязвимые места, вынуждая того согнуться пополам, опустошая легкие от углекислого газа одним-единственным выдохом. Не могла доказать, что парадную форму испортил именно он, – поэтому и злилась, но по ночам по-прежнему спала чутко, не чувствуя себя в безопасности, а потому точно знала, что, пока все видели сны, парень поднимался и ходил в уборную, в которой в шкафу, рядом со стимами, висела форма.

Теперь эта белоснежная форма была покрыта синими разводами несмываемых чернил. Стимы отстирать загрязнения не смогли, а решить вопрос самостоятельно не могла уже я. Пришлось обращаться к веркомандиру, бежать к нему в комнату и без стыда и совести будить, потому что помочь мне не удариться в истерику в этот важный день мог только он.

Академия еще спала. Мы поднялись на час раньше, чтобы еще раз прогнать слова присяги, так что время в запасе у меня имелось, но не шить же мне кители на коленке!

– Убью, – послышалось резкое за дверью, едва я постучала.

– Обязательно убьете, товарищ веркомандир! – громко ответила я, соглашаясь. Но больше сказать ничего не успела.

– Заходи, – раздалось уверенно, но с такими нотками отчаяния в голосе, что я сразу поняла: хотел бы, да не убьет. Сил нет. Моя живучесть несказанно радовала!

Открыв дверь, я осторожно вошла в темное помещение, но и без света ориентировалась здесь хорошо. Уже привыкла, проводя в спальне имсита достаточно времени. Наши дополнительные занятия проходили или здесь, или на плацу, или на полигоне.

– Подойди ближе, – скомандовал веркомандир, возлежащий в кровати. Сделав пару-тройку шагов, я услышала новый приказ: – Еще ближе.

И вот это “Еще ближе” вызывало сомнения и настороженность, но я подошла, почему-то вдруг вспомнив старую сказку про имсита в сером пиджаке и девочку в красной курточке. Нехорошая сказка. В конце он ее поучительно растерзал, потому что в глаза имситам долго смотреть нельзя, даже если у тебя вдруг появилась куча вопросов.

Нет, в глаза я ему не смотрела, но все-таки подошла. Да и как было не подойти, если я клятвенно обещала, что буду выполнять любое распоряжение. Не боялась Ирадия. Больше не боялась, учитывая то, что его притязания ко мне заметно поуменьшились, а то и стали почти незаметными. Или привычными. Хотя можно ли назвать заботу обещанными ухаживаниями?

То, что в его комнате у меня появились свои тапочки, – это ведь забота? Необоснованная, да. Странная, но этот мужчина вообще был странным, учитывая полотенца, которые я к нему таскала целую неделю после нашего соглашения.

Но чего у него было не отнять – заботясь обо мне, веркомандир держал свое слово и рамок не переступал, чем вызывал у меня определенное уважение.

Вот именно до этого момента!

– Да вы чего? – возмутилась я, когда меня дернули за руку, затаскивая в постель.

И не просто в постель, а так, чтобы я оказалась между стеной и имситом. Припечатавшая к матрасу рука вызывала еще большее недоумение, но дернуться под этой тяжестью не получалось.

– А можно мне...

– Нет, – ответили мне коротко и бессовестно.

– А вы...

– Сплю, – перебили меня в очередной раз.

– А я...

– Безжалостная искусительница.

– Да почему?! – все-таки удалось мне сесть, но наглая рука переместилась мне на ноги, удерживая теперь уже их.

– Новобранец Кара, вы ко мне пришли ночью, сама... – начали мне объяснять, как маленькой.

Именно этот покровительственный тон я не любила в Ирадии больше всего. И он это прекрасно знал, но будто специально выводил из себя. Нравилось ему трепать мне нервы, однако и я в долгу не оставалась, так что перебила мужчину без зазрения совести:

– С проблемой! Рано утром!

– Допустим, – ответил он, растягивая гласные. – Удивлен.

– Да я тоже, – намекнула я на его руку, которая мягко поглаживала мое бедро, имея все шансы быть вывернутой. Рефлексы такие рефлексы. Сам, между прочим, научил. – Но проблемы это не отменяет. У нас парадная форма безвозвратно испорчена, а еще – физиономия одного из новобранцев.

– Совсем испорчена?

– Кто?

– Физиономия, – уточнил мужчина, вдруг схватив меня за лодыжку. Миг, и я снова лежу на кровати, а чужая рука обнимает за талию.

– Товарищ веркомандир! – мой голос звенел.

– Очень внимательно слушаю. Так что там с физиономией?

– Восстановится, в отличие от формы, хотя хотелось бы наоборот.

– Люблю, когда ты такая кровожадная.

Я засопела. Зло и бессильно.

Сложив руки на груди, в полнейшей темноте уставилась в темный же потолок, который разглядеть не могла при всем желании.

Лежим. Я молчу, и веркомандир молчит. Спит, что ли?

И только я хотела осторожно ткнуть в него пальцем, чтобы проверить свои опасения, как прозвучало глухое:

– Откушу.

– Так вы поможете? – прижала я руку к груди, от греха подальше.

– Помогу. Но при одном условии, – произнес он интригующе. – Сейчас мы спим.

– Да мне надо...

– Карамелька, пожалуйста, я полчаса назад вернулся с задания. Имей совесть.

Отчаяние так и сквозило в его голосе. Я даже возмущаться не стала на очередное “карамелька”. Отчего-то сейчас Ирадий казался мне намного человечнее. Устал.

О да! Я прекрасно знала, что ему приходится совмещать две работы. Зачем? Этого, увы, выяснить мне не удалось, но нагрузки были колоссальными при условии, что он и со мной успевал заниматься. Исключительно по этой причине совесть во мне все-таки проснулась, а ровно через час проснулась и я сама.

Не в первый раз рассматривала лицо мужчины. Он частенько утаскивал спать меня к себе в постель, когда я засыпала прямо за столом. Да, упрямо занималась до последнего. По двум причинам. Во-первых, потому, что для меня это было важно, а во-вторых, потому, что по собственной воле никогда бы в его кровать не легла, а вторым так необходимым предметом мебели веркомандир обзаводиться не спешил.