Щелчок — и вот я снова в норме
ОТРАЖЕНИЯ
Мерзкий, ненавистный звук коммуникатора вырвал меня из сна рывком — так, что я не запомнила, что мне снилось и снилось ли вообще что-нибудь. Подушка была мокрой: я опять рыдала. С трудом сползла с кровати, содрала с себя и зашвырнула в автостирку брюки и рубашку. Бельё одноразовое, значит, — в мусорку. Машина тихонько зажужжала, перерабатывая ткань. Пять минут на душ, под тёплый воздух сушки, и, самое страшное, — обязательный взгляд в зеркало. М-да… Красные глаза, опухшие веки, всклокоченные волосы. Щелчок — и вот я снова в норме. И плевать, что в Мерелии Один использование магии без разрешения грозит чудовищными штрафами. Я не покажусь Мэлу в таком виде. Он любовался мной, называл своим солнышком.
Сто семьдесят три сантиметра. Из мягко-округлой я превратилась в угловатую и поджарую, похожую на гончую, идущую по следу. На бледной коже горят пятна лихорадочного румянца, нездоровый блеск синих глаз; волосы из золотисто-каштановых стали тёмно-коричневыми, почти чёрными. Я не выгораю, негде. В Мерелии Один я почти не вижу солнечного света, в Мерелии Два мне не до того. Невыщипанные брови прочертили две тёмные изломанные линии, ненакрашенные губы почти слились с кожей. Причёску я предпочитаю самую простую, стригусь редко, отросшие волосы стягиваю в хвост.
— Это временно, — привычно извинилась я перед Мэлом, — вот получится всё — и я быстро приведу себя в порядок. Накрашусь, завьюсь… А отъесться для женщины вообще не проблема!
Он соглашается со мной. Он любит меня любую — тощую, страшную, невыспавшуюся.
Распахнула шкаф. Сиротливо висящие рубашка и брюки, чёрные, как и все мои вещи. Пора делать следующий заказ. Ботинок чуть больше, их я обычно покупаю с запасом.
— Всё, я побежала! — послала Мэлу воздушный поцелуй. — Жди!
Он всегда говорил мне «До вечера!» или «До завтра!», когда не мог вырваться, и сейчас я повторила с его ласковой и мягкой интонацией: «До вечера, Ив!»
