Простодушны и доверчивы. Женихов - глаза разбегаются. Неужели все подлецы?

– Заходи! – басовито прогудели из сумеречного недра терема.

– Ты мне? – взбежав на высокое крыльцо и заглянув в сени, уточнила Ветка.

– Папе Римскому! – пошутил невидимый весельчак и сам же гулко заржал.

– Сколько же вас по реалу шастает? – проворчала она, топая через сени к распахнутой внутренней двери. – Таких оригиналов.

– Немного, – ответил ей третий на сегодня длинноволосый бугай.

И, само собой, красавец писанный. Подлинный славянский богатырь – Ветке даже показалось, будто она встречала в Гугле его смазливую рожу. Брови соболиные, глаза васильковые, скулы квадратные…

– И уста сахарные, – закончила она вслух, осматриваясь.

– Да, губки у тебя, что надо, – сыронизировал разлёгшийся на стопке ковров похититель, оценивающе присмотревшись к её лицу.

– Я о твоих устах, – хмыкнув, подошла Ветка к высокому деревянному креслу.

И беспардонно уселась, не дожидаясь особого приглашения. Поелозила на жёстком покрывавшем его коврике и выжидающе уставилась на очередного охотника за ключами от Яви.

– О моих устах? – взметнулись вверх соболиные брови писанного красавца.

Если не сказать: расписного. Он не стал пугать девушку голым перекаченным торсом. Или чёрным прикидом, намекающим на принадлежность к могущественным тёмных силам. Этот персонаж решил напугать её чрезмерным роскошеством прямо-таки царского одеяния.

Злато-парчовая белая ферязь с собранными в гармошку длинными рукавами. По высокому вороту, обшлагам и подолу жемчужное шитьё. Синие шёлковые штаны заправлены в белые, шитые серебром сапожки. Идеально уложенные по плечам платиновые кудри длинной шевелюры. Окладистая бородка, как из буклета модного брадобрея. Даже белый кружевной платочек из рукава торчит – пижон несчастный.

– Ты чего так вырядился? – укоризненно попеняла ему Ветка.

Сама она давным-давно обзавелась простой рубахой, штанами и плетёным кожаным нагрудником, как у полковника. Ей быстро надоело выпендриваться в отнятой у Аиста Баки ферязи. Носиться, путаясь в длинных полах, которые Бельмондошка замучилась чистить. Цепляться ими за ветки и камни. А более всего осточертело выслушивать едкие комментарии деда, всю жизнь пропагандирующего аскетизм.

– Ты, помнится, тоже бегала щеголихой, – не преминул ткнуть её носом предводитель уродливых трепястьцев. 

– Дура была, – пожала она плечами, улыбчиво разглядывая валявшегося Ивана-царевича. – Тебя как зовут?

– Зло́дух, – охотно представился рубаха-парень, покачивая правой ногой, заброшенной на колено левой.

Судя по замашкам, обычный среднестатистический позёр: то ли малолетка, то ли безнадёжный болван. Однако болваны в межмирье быстро превращаются в животных, деревяшек или болотную нечисть. Этот же, кто угодно, только не дурак. Чувствовался в нём дух дремучих веков – с этим Ветка теперь крайне редко ошибалась. И наверняка при жизни он был каким-нибудь колдуном, которого боялась вся округа.

Если заинтересовало, что это за царевич, приглашаю почитать:

Простодушны и доверчивы  2