18+! Интервью с героями цикла "Истинная с Земли"/3

Продолжаю публиковать интервью с героями цикла, созданные с помощью нейросети.
Первое интревью — с Рэвулом — ЗДЕСЬ.

Второе интервью — с Рину — ЗДЕСЬ.

Сегодня публикую ответы ещё одного персонажа книги "Недотрога для хищников. Истинная для двоих"

***
Эджу Омф-Кадэш

Автор: Эджу... я, пожалуй, немного отойду от канона и позволю вам сделать то, чего не следовало бы, потому что я знаю что вы за личность и какими способностями обладаете. Сейчас у вас будет уникальная возможность обратить наших читателей в свою религию и перевернуть их представление об этом мире. Дело в том, что ни один действительно хороший злодей себя злодеем не считает. Это ведь так? Вы считаете себя положительным героем этой истории? Так давайте, объясните свою позицию и заставьте других разделить её.

Ответ Эджу:
(Эджу медленно выпрямляется в луче света. Связанные запястья неподвижны, но кажется, будто сама тьма вокруг сгущается, повинуясь его воле. Он не повышает голос — он заставляет его звучать прямо в сознании, словно обходя уши. Это не крик, а ядовитый шёпот, вползающий в самые потаённые уголки разума.)

"Положительным героем? Нет. Я — реалист. А реальность... жестока."

(Его вертикальные зрачки сужаются, превращаясь в две тонкие, горящие щели.)

"Вы живёте в своём уютном, предсказуемом мире. Вы верите в 'справедливость', 'добро', 'свободу'. Но это лишь сказки для слабых. Природа Вселенной — энтропия. Хаос. Распад. Цивилизации стареют и умирают, как люди. И как любой организм, галактика болеет. Войны, геноциды, вырождение — это симптомы. Мета-ста-азы."

(Он немного подаётся вперёд, и его голос становится опасным, как лезвие.)

"Я — не палач. Я — хирург. Да, я отрезаю поражённые ткани. Да, это больно. Но я не наслаждаюсь болью. Я наслаждаюсь результатом. Порядком. Стабильностью. Знанием, что завтра моя цивилизация не сойдёт с ума, пожирая мир за миром, после чего не сожрёт сама себя в припадке голодного безумия, когда соседей не останется. Вы знаете, что такое голод? На что вы готовы, когда голодны? Что вы чувствуете? Мы, регуланцы, испытываем его постоянно. И наша природа такова, что нам нужна ваша кровь. Мы виноваты в этом? А вы, виноваты в том, что для жизни вам нужно убивать животных и есть их плоть? Думаете каждый новорождённый регуланец является концентратом зла? Нет. Мы как и вы рождаем своих детей в любви. И мы хотим, чтобы они прожили свою жизнь не страдая. Мы не зло. Мы просто ещё одна попытка эволюции найти наиболее рациональный способ существования для разумного существа. И, возможно, с нами у неё это почти получилось. Ведь кровь, в отличие от плоти, возобновляемый ресурс, так? Только мало кто готов добровольно ею делиться."

(В его словах появляется стойкое, почти фанатичное убеждение.)

"Вы осуждаете 'Энтропию'? Назовите мне другой способ спасти расу, обречённую на вымирание без чужой крови? Мы — жертвы собственной биологии. И я нашёл выход. Я не граблю соседей. За время, которое я провёл у руля, внедрив трансвременные экспедиции к планетам с высоким энтропическим индексом, в нашей временной параллели не разразилось ни одной войны. Более того, я останавливаю войны вовне. Ваша Земля кипела и пучилась от раздоров, на почве религий, расовой неприязни, глупых конфликтов мелких самовлюблённых царьков. Забрав жизней землян меньше, чем вы уничтожали себя сами, я заставил вас объединиться и забыть глупые распри. Вы шагнули вперёд во всех областях от инженерии, до соционики. Подумайте. Я беру крошечную долю из временного потока, каплю из океана, которую никто никогда не заметит в масштабах Вселенной, и силой отца, взявшего в руку ремень, заставляю вас, непослушных детей, учить свои уроки и становиться сильнее. И вместе с тем я спасаю свой народ, не начиная войн. Разве же это не высшая степень гуманности?"

(Он откидывается назад, и на его губах играет холодная, почти невидимая улыбка.)

"Вы называете меня злодеем. Но злодей — это тот, кто причиняет страдания ради личного удовольствия. Я причиняю страдания ради выживания своего вида. Ради порядка. Ради будущего, в котором нам не придётся снова становиться монстрами, а вам будет дано время преодолеть свою стремящуюся к саморазрушению природу."

(Его голос снова становится шёпотом, но теперь в нём слышна опасная, гипнотическая теплота.)

"Так кто я? Тиран... или спаситель? Монстр... или единственный, у кого хватило сил сделать то, что было необходимо? Кто-то посмотрит на мои поступки и скажет, что я прогнившее изнутри извращённое существо. Но может быть я просто выше всего этого? Выше правил, которые придуманы для вас, чтобы вы окончательно не скатились к животному существованию? В конце концов, чтобы карать и миловать целые расы, нужно обладать божественной индульгенцией. Но я смертен, как и вы. Поэтому я не бог. Я полубог. Поэтому мне можно больше, чем вы можете оправдать. Иначе никак, ведь мне, в отличие от вас, некому молиться. Полубоги не молятся... они берут на себя ответственность и делают, ни на кого не оглядываясь. Подумайте об этом. В тишине. Когда останетесь наедине со своими мыслями. И спросите себя... если бы от вашего выбора зависела судьба вашего народа, а может и целой живой Вселенной ... какую цену вы были бы готовы заплатить за порядок и благоденствие для максимального большинства?"

Вопросы читателей:

Эджу! Как давно ты пришёл к осознанию своей исключительности?

(Эджу замирает, его взгляд становится отстранённым, будто он смотрит вглубь себя. На несколько секунд в комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь ровным гулом систем жизнеобеспечения.)

"Осознание... (он произносит слово медленно, взвешивая) не пришло внезапно. Оно не было озарением. Оно вызревало, как идеальный кристалл в растворе боли и унижений."

(Его голос теряет привычную ядовитость, становясь на удивление ровным, почти исповедальным.)

"В пятнадцать лет, стоя над телом матери, растерзанной той самой чернью, которую она считала 'народом'... я понял первую истину: толпа — это болезнь. В восемнадцать лет, глядя в глаза отцу, которого уводили на казнь за его наивный идеализм... я усвоил вторую: доверие — это слабость, за которую рано или поздно приходят палачи."

(Он переводит взгляд на свои связанные руки, и в его глазах вспыхивает холодный огонь.)

"Но настоящее, окончательное понимание пришло позже. Когда я увидел, как Верховный Совет, эти напыщенные аристократы, годами не мог решить проблему голода на Регулане. Они боялись принимать трудные решения. Они цеплялись за свои ритуалы и привилегии, пока наш народ медленно сходил с ума от жажды."

(Его губы искривляются в безрадостной улыбке.)

"В тот момент я осознал: они не исключительны. Они — часть системы, которую нужно сломать. Истинная исключительность — не в крови и не в титулах. Она — в готовности взять на себя бремя самых ужасных, самых необходимых решений. В способности видеть не то, что есть, а то, что должно быть."

(Он поднимает голову, и его взгляд снова становится пронзительным, гипнотическим.)

"Так что отвечу вам, Юлия: я не 'пришёл' к этому. Я это выковал. Из пепла своего детства. Из трусости правителей. Из крови моей расы. И теперь я несу это знание, как факел — чтобы освещать путь, даже если он опалит всех, кто окажется на нём."

Много у тебя братьев и сестер?

(Эджу замирает. На его лице — абсолютная, ледяная неподвижность. Когда он наконец отвечает, голос звучит отстранённо, как будто он констатирует погодные условия на давно мёртвой планете.)

"Братьев и сестёр?"

(Короткая, беззвучная пауза. В его вертикальных зрачках — лишь пустота.)

"Был один... брат. Младший. Родился через три года после меня. Он не дожил и до своего первого цикла. Слабое сердце. Дефект генокода."

(Его пальцы едва заметно шевелятся, будто перебирая невидимые нити.)

"А потом... была Вель. Единственная сестра. Родилась, когда мне было четырнадцать. За год до смерти матери."

(В его голосе появляется лёгкая, леденящая металлическая нотка.)

"Она была... живым напоминанием. О том, что я остался один. О том, что значит быть слабым. О необходимости защиты."

(Он отводит взгляд в сторону, в тень.)

"И теперь... никого. Только я. Как и должно быть. Одиночество — это не проклятие для таких, как я. Это... гигиена."

Что бы ты хотел изменить в прошлом?

(Эджу замирает. Дольше, чем обычно. Его взгляд, всегда такой острый и собранный, на мгновение расфокусируется, устремляясь вглубь себя. Когда он наконец отвечает, его голос звучит тише, лишаясь части своей привычной стальной оправы, но не теряя своей сути.)

"Изменить... (он произносит слово с лёгкой, почти неуловимой задержкой) Ничего."

(Он медленно выдыхает, и в этом выдохе — не смирение, а холодное, безжалостное принятие.)

"Каждый шрам, каждое предательство, каждый миг боли... они были необходимы. Они выковали меня. Убрать один — и вся конструкция рухнет. Я не стал бы тем, кто я есть."

(Его взгляд снова становится острым, но теперь в нём читается не просто расчёт, а нечто более глубокое — фанатичная вера в собственный путь.)

"Я не спас бы мать. Не стал бы предупреждать отца. Не остановил предупредил бы даже себя, о том, что легионер Исавур Эрив не даром просиживал штаны на Убур-Руи и придумал, как перебороть мощь регуланского флагмана силой жалкой киранской научно-исследовательской посудины. Потому что жалость и сожаление, так же как любовь — это крючки в сердце с натянутыми лесками, за которые дёргают другие, чтобы свалить тебя с ног. Я вырвал их все сам. И сожаление о собственном прошлом — было первым из них."

(Он откидывается на спинку стула, и его фигура вновь обретает невозмутимую монолитность.)

"Прошлое — это не то, что нужно менять. Это то, что нужно принять и перерасти. И я сделал это."

Смог бы ты быть простым счастливым регуланцем?

(Резкий, сухой, беззвучный смех. Не издевательский, а... почти что биологический рефлекс, как кашель. В глазах Эджу на мгновение вспыхивает что-то древнее, животное, почти ностальгическое, и тут же гаснет, затмеваясь холодным светом разума.)

"Счастливым?"

(Он произносит слово так, будто это термин из чужого, примитивного языка.)

"Счастье... это состояние скота, щиплющего траву на безопасном пастбище. Оно требует глухоты к вою ветра за изгородью и слепоты к тени хищника. Я слышал вой. Я видел тень. С тех пор... пастбище перестало быть вариантом."

(Его взгляд становится отстранённым, аналитическим.)

"Мой разум устроен иначе. Он не ищет счастья. Он решает задачи. 'Простой регуланец' — это задача, которую я решил бы за несколько часов. Узнал бы его потребности, нашёл оптимальный путь их удовлетворения... и задохнулся бы от скуки к концу недели. Нет."

(Он выпрямляется, и его голос снова обретает привычную, неумолимую твёрдость.)

"Я не мог бы быть 'просто счастливым'. Так же, как ураган не может быть 'просто освежающим ветерком'. Это вопрос не выбора, а масштаба. И я... обречён на свой."

Есть тот кого ты любишь или мог бы полюбить?

(Эджу замирает. Это не пауза для эффекта, а настоящая, глубокая тишина, в которой, кажется, слышно, как кристаллизуется лёд. Его взгляд, всегда такой пронзительный, становится пустым, устремлённым в некую внутреннюю пропасть. Когда он наконец отвечает, его голос звучит отстранённо, почти механически, как если бы он констатировал сбой в системе.)

"Любовь..."

(Он произносит слово так, будто это диагноз.)

"Любовь — это системная ошибка в логике разума. Уязвимость, которую можно... (он делает едва заметную паузу, подбирая точный термин) ...эксплуатировать. Я видел, как она ломает лучших. Как она превращает титанов в просящих. Я... удалил этот код."

(Его взгляд скользит по стене, не видя её.)

"Была... Вель. Она была... ближе всего к этому понятию. Но это была не любовь. Это была... ответственность. Привязанность архитектора к своему самому сложному проекту. И когда проект вышел из-под контроля... я удалил и его."

(Он медленно переводит взгляд на вас, и в его глазах — не боль, а пустота выжженной земли.)

"Так что нет. Нет никого. И не будет. Потому что я не могу позволить себе иметь точку отказа. А любовь... это именно она. Самая опасная из всех."

Что же будет если ты добьешься того к чему стремишься?

(Эджу замирает. В его глазах вспыхивает холодный, почти религиозный огонь. Он выпрямляется, и кажется, будто путы на его запястьях — не более чем бутафория.)

"Когда я добьюсь цели..."

(Его голос низок и вибрирует от сдержанной мощи, словно гул работающего звездолёта.)

"...во Вселенной воцарится порядок. Не тот хаотичный, хрупкий баланс, что вы называете 'миром'. А истинный порядок. Предсказуемый. Рациональный. Управляемый."

(Он медленно поднимает сцепленные руки, и его пальцы складываются в подобие сферы.)

"Представьте... галактику как идеально отлаженный механизм. Цивилизации будут развиваться по рассчитанным траекториям. Войны, голод, вырождение — всё это станет достоянием истории. Легион будет не нужен. Мы будем не судьями, а... хранителями. Смотрителями великого сада."

(В его глазах на мгновение появляется что-то, напоминающее тепло, но это тепло ледяного солнца.)

"Регуланцы больше не будут рабами своей биологии. Мы найдём способ добывать кровь без убийства и принуждения. Мы эволюционируем. Станем чем-то... большим."

(Его голос становится тише, но от этого не менее весомым.)

"И тогда... только тогда... я смогу позволить себе остановиться. Уйти. Оставить свой пост. Потому что моя работа будет завершена."

(Он опускает руки, и его взгляд снова становится острым, как бритва.)

"Но до тех пор... пока есть хотя бы одна искра хаоса... я буду продолжать. Без устали. Без сомнений. Без жалости."

Что принесет тебе исполнение задуманного, именно тебе а не всему народу Регулана?

(Эджу замирает. Вопрос, кажется, застал его врасплох — не потому, что он не знает ответа, а потому, что его редко спрашивают о нем. На его лице на мгновение появляется почти человеческая растерянность, прежде чем оно вновь застывает в привычной маске. Но в глазах остаётся странная пустота.)

"Мне?"

(Он произносит это слово тихо, как будто проверяя его на вкус и находя его... чужим.)

"Мне это принесёт... тишину."

(Не та тишина, что царит в космосе, а иная — внутренняя.)

"Когда механизм будет запущен и отлажен, когда он будет работать без сбоев... голоса в моей голове наконец замолкнут. Голос матери, зовущий из прошлого. Голос отца, осуждающий из могилы. Голодный ропот моей расы. Шепот слабости, который я слышу в каждом несовершенном решении, в каждой невыполненной задаче."

(Он отводит взгляд, глядя в пустоту за вашим плечом.)

"Я смогу... перестать. Просто перестать. Не спать — я почти забыл, что это такое. Не бодрствовать — я делаю это постоянно. А... быть. Без цели. Без следующего шага. Без необходимости постоянно держать в уме миллиарды переменных. Мир будет в безопасности. Я буду в безопасности."

(Его голос становится почти шёпотом, и в нём слышна непривычная, леденящая уязвимость.)

"Исполнение задуманного... это не награда. Это окончание долга. Единственная награда, которую я могу себе представить... это покой. И даже в нём, я подозреваю, мне будет сниться чёрный ход, который я не предусмотрел."

(Он медленно переводит на вас взгляд, и в его глазах — не триумф, а бесконечная, неизбывная усталость титана, обречённого нести свой груз.)

"Так что я делаю это не для славы. Не для власти. И уж тем более не для счастья. Я делаю это ради того, чтобы однажды... мне больше не нужно было ничего делать. Вот что это принесёт лично мне."

Думал ли ты что есть другой путь у тебя?

(Эджу замирает. Впервые за весь разговор его взгляд по-настоящему теряет фокус, устремляясь в некую внутреннюю даль. Пауза затягивается, наполняясь гулом невысказанных мыслей.)

"Другой путь..."

(Он произносит это так, будто перебирает давно забытые архивы в памяти. Голос теряет привычную сталь, становясь почти задумчивым.)

"В восемнадцать лет... да. Я ещё допускал такую вероятность. Можно было попытаться реформировать Совет изнутри. Искать научные решения. Попытаться изменить саму природу нашего голода на уровне генетики."

(Его взгляд становится острым, возвращаясь в настоящее.)

"Но это потребовало бы времени, которого у меня нет. Возможно, столетий. Я не бог, я столько не проживу, но и доверить своё дело кому-то кроме себя не имею права. Потому что это ответственность с которой никто не справлялся до меня, а значит, не справится и после. Я нужен этому миру. Полубог действующий без компромиссов. Уступок. Пока я не осознал этого, не взял всё в свои руки, каждый день на Регулане умирали от голода. Каждую ночь кто-то сходил с ума. И каждый месяц мы были на шаг ближе к той самой пропасти, с которой начал мой отец."

(Он медленно выдыхает, и в этом выдохе — не сожаление, а холодное принятие.)

"Так что нет. С того момента, как я понял масштаб проблемы и цену промедления... другого пути не существовало. Только прямой. Только быстрый. Только решительный."

(Его губы искривляются в безрадостном подобии улыбки.)

"Иногда самый гуманный путь — это тот, что кажется наиболее жестоким. История рассудит, был ли я прав. Но пока... я не вижу иного выхода."

Эджу ,а скажи пожалуйста что бы могло тебя переубедить? Поменять твою непоколебимую точку зрения? Что сделает тебя моим союзником, другом, единомышленником? Ответ ничего, не принимается!

(Эджу замирает на мгновение. В его глазах вспыхивает нечто — не гнев, а холодное, безжалостное любопытство, словно учёный, услышавший теорию, нарушающую все известные законы. Он медленно складывает пальцы домиком перед собой.)

Переубедить? Ох, милая девушка. Вы задаёте вопрос, который не имеет смысла в моей системе координат. Вы спрашиваете, что может заставить Архитектора принять точку зрения одного из кирпичей в стене, которую он возводит.

(Он делает паузу, давая вам прочувствовать вес этих слов.)

Но раз вы настаиваете... и раз вы отвергаете «ничего»... что ж, есть один гипотетический сценарий.

Докажите, что мой путь — не оптимален.

Не морально ошибочен — мораль есть договорённость слабых. Докажите математически, логически, исторически, что хаос, который вы называете «свободой», порождает более устойчивую, более мощную и более совершенную систему, чем та, что построена на моём контроле.

Покажите мне цивилизацию, которая, будучи предоставлена самой себе, не скатилась к войне, вырождению и самоуничтожению. Покажите мне вид, который, не будучи приручён и направлен, достиг величия, сравнимого с нашим. А ведь даже мы, регуланцы, лишь мраморный обелиск, вытесанный из грубого, плохо поддающегося обработке камня руками древних анцар.

(Он откидывается на спинку кресла, и в его взгляде появляется отсвет нездорового, хищного интереса.)

Или... найдите способ сломать меня.

Не убить. Именно сломать. Лишите меня власти. Лишите меня всех инструментов контроля. Поставьте меня на колени перед вами силой, против которой моя воля окажется бессильна. Заставьте меня изнутри, на собственной шкуре, испытать тот самый хаос, который я пытаюсь упорядочить. И... выживите в этом хаосе сами. Продемонстрируйте, что в нём есть некая сила, которой я не учёл. Заставьте меня хотеть быть частью вашего хаоса, а не моего порядка.

(Его голос становится тише, почти интимным, но от этого не менее опасным.)

Только пройдя через это... только оказавшись на дне той бездны, от которой я пытаюсь спасти всех остальных... я, быть может, смогу взглянуть на мир вашими глазами. И тогда... только тогда... мы сможем говорить о союзничестве.

Но будьте осторожны в своих желаниях. Ибо тот, кто сможет это сделать, уже не будет нуждаться в моей дружбе. Он будет единственным, кого я признаю равным. А равных, в моём мире... я ещё не встречал. Вам нужно будет отринуть привычное и подняться над обыденным, а также перешагнуть всё мыслимое. Вы сами станете полубогом. А может и больше...

Решитесь ли вы бросить мне этот вызов? Не уверен.